ИОСИФ КУРЛАТ при­надлежал к поколе­нию, которое называ­ют «шестидесятниками» и очень гордился этим. Белла Ахатовна Ахмадулина в сво­ем давнем интервью для передачи ТРК СТВ об Иосифе Борисовиче сказала: «Иногда мне кажется таким скучным этот список имен, ведь все его знают. Но в него никто не привносит имя Иосифа Курлата. А я, если уж перечис­лять тех, кто много значил для меня в то время, кто был чист душою, при­вношу непременно и его».

Татьяна Литвинова, вспо­миная о встрече с Юнной Мориц в Доме литератора, отме­чает, что ей запомнились ее слова о поколении «шестиде­сятников». Сравнивая это по­коление с теми, кто пришел на смену, Юнна говорила, что они уже не молодые, но в их поколении есть «высокий столб огня». Для Иосифа Бо­рисовича навсегда остались дорогими люди, в которых пылал внутренний огонь, с которыми прошла его литера­турная молодость — время душевного подъема. Не всё из них стали знаменитыми, как, может быть, того заслужива­ли, но все они были детьми своего времени. У них были общие гражданские идеалы, но судьбы оказались разны­ми.

Знакомства в литературных кругах у Курлата были обширные. На тот момент еще были живы люди, которые се­годня для литературы уже являются мифическими фигу­рами: Пастернак, Паустов­ский, Чуковский, Светлов, Тычина, Сельвинский, Смеляков. Он несколько раз был в гостях на даче у Пастернака, где слушал его стихи из «Доктора Живаго». А с Корнеем Чуковским знаком был очень близко. На протяжении того времени, пока учился в Литинституте, он каждую неделю ходил со стихами к Корнею Ивановичу. Посколь­ку начинал Курлат как детс­кий поэт, то ему прямая до­рога была к классику поэзии для детей. Ну, а Чуковский оказался человеком, заботя­щимся о молодых. Иосиф го­ворил, что это общение дало ему очень многое. В семей­ном архиве до сих пор хра­нится его знаменитая книга «От двух до пяти», подписан­ная автором: «Собрату Курлату».

Иосифа Борисовича связы­вала тесная дружба с Евгени­ем Евтушенко, Беллой Ахма-дулиной и Юнной Мориц, с. которыми Иосиф тесно общал­ся в институте, поскольку они были его однокурсниками, и продолжал поддерживать от­ношения на протяжении всей жизни.

БЕЛЛА

В литинституте у Иосифа Курлата как-то сразу сложи­лась нежная дружба с Беллой Ахмадулиной. Нередко Иоси­фу приходилось быть прими­ряющей стороной, когда меж­ду Белой и Евтушенко возни­кали трения в период их ро­мана.

Сейчас Белла Ахатовна вспоминает, что ее привлека­ло в этих отношениях то, что Иосиф был старше, и очень мягко и снисходительно отно­сился к ним, восемнадцати­летним. Ко времени поступле­ния в институт он уже про­шел войну, имел высшее об­разование. Детская повесть «Бульбуль и его друзья» воз­никла из его переписки с Бел­лой. Он кусочками писал ее в тетрадь Белле на скучных лекциях.

Потом, когда жизнь разве­ла их, они встречались, ког­да Иосиф бывал в Москве. «Однажды я была вместе с ним на даче у Ахмадулиной, — вспоминает жена Иосифа Курлата Татьяна Литвинова. — И воочию видела, как она нежно к нему относится. Столько теплоты было во взгляде, в жестах… В тот ве­чер там было много знамени­тых гостей, но Курлата она не выпускала из виду. Белла Ахатовна говорила, что у ее мужа Бориса Месерера (изве­стного театрального художни­ка), тоже осталось о нем впе­чатление, как об очень светлом человеке. Эту светлую ноту, наверное, Ахмадулина и лю­била в нем».

Почти все юные стихотвор­цы литинститута поголовно были влюблены в Ахмадули-ну. Они посвящали ей стихи и поэмы. И Белла  по-девчоно­чьи спрашивала у Иосифа: «Курлатик, почему в меня все влюблены, а ты – нет?» «Я тоже тебя люблю, но не так, как все. Иначе», — отвечал Курлат. Он полюбил ее брат­ской, а может даже отеческой любовью. Ей он в те времена посвятил строки:

Ветер тронул слегка
Белокурый березовый клавиш,
И листва задрожала,
Запела в тиши…
Ты живешь и, наверное,
Даже не знаешь,
Как глаза у тебя, как стихи, у тебя
Хороши…

На тот момент Иосиф уха­живал за приемной дочерью Паустовского Галиной Арбу­зовой. Если бы не эта любовь, он, возможно, влюбился бы в Беллу. В нее просто невозмож­но было не влюбиться. Благо­даря фильму «Застава Ильи­ча» кинематограф донес до нас облик юной Ахмадулиной. Она была внутренне и внешне необыкновенно привлекатель­ной. Смесь трех кровей: сла­вянской, итальянской и та­тарской дала совершенно уди­вительное лицо. Беллу сразу заметили литературные мэт­ры, как только она появилась на поэтическом небосклоне. «Мы в Москве разговаривали о ней с разными поэтами. Все вспоминали о том, что Ахмадулиной любовались, что-то прощали и относились с лю­бовью. Мне кажется, что взаимоотношение с миром у нее основано на любви, востор­женности и каком-то вдохно­венном начале, — рассказыва­ет Татьяна Литвинова. — Ког­да я познакомилась с ней, Белле было 45 лет. Она была столь же обворожительна, как и в молодые годы».

Отношение Курлата к Бел­ле было нежным, в нем скво­зило поклонение и какая-то благодарность. Наверное, это связано с тем, что Белла стала знаменитой, а ее отноше­ние к нему не изменилось, по-прежнему осталось подчерк­нуто нежным, любовным, теп­лым.

ЮННА

С Юнной Иосиф познако­мился еще до института – на республиканском совеща­нии молодых литераторов в Киеве. Она, несмотря на то, что была еще школьницей, об­ращала на себя внимание се­рьезным отношением к делу и оригинальным умом. Через год они встретились уже на студенческой скамье. С Юн­ной Иосиф тоже дружил. Она ценила его, хвалила всюду стихи, написанные для детей. Всегда прислушивалась к его мнению, часто советовалась по бытовым и другим пробле­мам.

Иосиф Курлат имел успех у женщин, был красив: худо­щавый, стройный, с волной в волосах. К тому же, намного взрослее своих однокурсни­ков, фронтовик. Это нрави­лось девушкам. Мориц, в шутливом разговоре как-то сказала, что «женщины литинститута терзали белое тело Курлата». «Судя по тому, что мне рассказывал Иосиф, Юнна, по-мое­му, тоже была влюблена в Курлата, — вспоминает Татьяна Лит­винова. — Они были моло­дые, живые, хотели лю­бить, быть лю­бимыми».

Характер у нее был нелег­кий. Курлат считал, что со стороны Юнны всегда было соперни­чество с Бел­лой. Она не выносила, на­пример, когда при ней хвалили Ахмадулину. А Белла была выше это­го. Она вообще ни с кем не соперничала. Во всяком слу­чае, так казалось. Она просто жила естественной жизнью. Эти женщины очень непохо­жи друг на друга. Юнна — сдержанный, суровый чело­век. Ахмадулина более эмоци­ональна и тепла.

Иосиф восхищался стихами Юнны. А ее поэзию для де­тей называл современной классикой. Утверждал, что более сильного поэта, пишу­щего для детей, у нас нет.

В представлении Иосифа Курлата Белла и Юнна неот­делимы друг от друга. Обеих он считал мощными поэтичес­кими фигурами. «Иосиф на­зывал Беллу поэтом номер один среди женщин. Он отда­вал ей первенство», — счита­ет Татьяна Александровна. Хотя в своем романе-хронике «Казнить нельзя помиловать» Курлат пишет, что «если бы я был Шведской Академией, нарушив правила, однажды присудил бы сразу две Нобе­левских премии, и обе жен­щинам: Белле Ахмадулиной и Юнне Мориц».

ЕВТУШЕНКО

Между ними было скорее приятельство, а не дружба. Иосиф Борисович часто вспо­минал случай, когда он, по­лучив гонорар в какой-то га­зете и купив спиртного, кон­фет и апельсинов, приехал к поэту Ярославу Смелякову, где уже был Евгений Евту­шенко. Мужчины играли в карты, Курлат тоже присое­динился к ним. Евтушенко в тот вечер неимоверно везло.

«Остатки своего гонорара я проиграл быстро, — вспоминал Иосиф. — Затем наступил че­ред общественным деньгам. У меня были с собой 500 рублей, собранные в связи с днем рождения Фазу Алиевой и Николая Дробина. Вскоре и эту, довольно таки солидную сумму для студента (две с по­ловиной стипендии!) постигла та же участь». От Смелякова приятели вышли за полночь, и Евтушенко предложил пе­реночевать у него. Но, как пишет Курлат, они так и не уснули до утра. Женя одно за другим читал стихотворения, написанные за последнее вре­мя, а также отрывки из по­эмы «Откуда вы». Утром же, когда Курлат поехал в инсти­тут, сунув руку в карман за сигаретами, он обнаружил там проигранные деньги).

При встрече Евтушенко все­гда раскрывал руки и начи­нал читать по памяти стихо­творение Курлата «Весенняя тревога». Это было ритуалом. Оно, как вспоминал Иосиф Борисович, было посвящено Галине Арбузовой, но в адми­нистрации и партбюро поня­ли стихотворение по-своему…

О нем даже сообщили в ЦК комсомола. И автору стали намекать, что он в завуали­рованной форме призывал к открытой борьбе с существу­ющим строем.

Деревья постойте! Тревога, тревога!

Говорят, что весна задержа­лась в пути.

Обождите еще немного:

Деревья, не надо пока цвес­ти!…

«Когда мы были у Евгения Александровича, он пред­ставил Курлата гостям как человека, который первым предупредил, что «оттепель» закончится, в своем стихотворении, —  вспоминает жена Иосифа  Борисовича Татьяна. — Когда Евтушенко приезжал в Северодонецк в конце семидесятых, то был у нас в гостях. За столом он был тамадой. Перед  присутствующими старался всячески подчеркнуть, что их связывают с Иосифом давние дружеские отношения, что за их плечами общее прошлое, говорил, что Курлат замечательный поэт и обще­ственный деятель». «Ахмадулина в своем недавнем интервью о Курлате сказала, что Иосифа нис­колько не задевало, что его товарищи стали гораздо более знаменитыми, чем он, — рас­суждает Татьяна Литвинова. — Он действительно радовал­ся каждому их успеху, как своему. Но я не могу сказать, что его не задевала ситуация, в которой он оказался. Мне так кажется, поскольку Иосиф много раз говорил, что останься он в Москве, судьба его сложилась бы по-иному. Но жизнь распорядилась так, что он попал сюда. И он дос­тойно претерпевал все, что было ему отмерено.

«Я с любовью и грустью сейчас слышу голос, обращен­ный ко мне из Северодонец-ка, и с нежностью и печалью вспоминаю поэта Иосифа Кур­лата», — так начала говорить о нем Белла Ахмадулина в своем интервью. А закончила словами: «Я думаю, что вдох­новенье было ему наградой за все невзгоды, которые при­шлось претерпеть».

Наверное, она права, ведь поэта лучше других может понять только поэт…

Галина СИНАРЕВСКАЯ ,"Сегодня в Северодонецке"