В. Путин превратил Россию во всемирное пугало

Опубликовано: 8.01.2018. 12:53

В прошедшем 2017-м ссора России с Западом обрела второе дыхание. Это бьет в глаза. Куда меньше внимания вызывают новейшие попытки нашего режима по-семейному прописаться на Востоке.

Разумеется, и «Запад», и «Восток» — понятия условные. «Запад» — это Европа от Украины до Португалии, США и Канада в Америке, Япония и Австралия на Тихом океане. Он редко выступает как единое целое. Особенно сейчас, в смутные для себя времена. И еще пестрее «Восток». Там и китайцы, и индийцы, и саудиты, и иранцы, и северокорейцы, а если угодно, также и бразильцы, и турки, вроде бы берущие назад свой европейский выбор.

Но и с поправкой на эти условности ясно, от кого наш режим отошел еще дальше, чем в 2014-м, а с кем сегодня, наоборот, пытается дружить и сотрудничать.

Обострение на «западном» фронте не было сознательным выбором путинской Москвы. Все получилось как бы само собой. Просто на всех выборах, которые в этих странах происходили в 2016-м — 2017-м, наш режим во всю мощь своего голоса поддерживал тех, кто выступал против старых руководящих классов. И там, где шансы, на поверхностный взгляд, были — как в США, и там, где их не было и в помине — как во Франции или Германии.

В самом факте этой поддержки нет чего-то принципиально нового. И в советскую, и отчасти в постсоветскую эпоху у Москвы в западных странах всегда имелись какие-то политические любимцы, успехи которых считались желательными и которых ободряли не только добрым словом. Сплошь и рядом в соответствующих государствах смотрели на это сквозь пальцы.

Но не сейчас. И вот почему.

Во-первых, прежние правящие классы устояли, в том числе и в США. Но прошли через неприятные ситуации, которые им запомнились. Желание свести счеты с иностранной державой, которая в трудный для них момент подставила им подножку, должно было возникнуть само собой.

Реальное российское влияние на тамошнюю внутреннюю борьбу не было большим. Однако очень старалось выглядеть именно таким. Одна из главных скреп режима Владимира Путина — доминирование пропаганды над любыми действиями — сработала как бумеранг.

Перипетии кампаний Трампа, Ле Пен и всех прочих преподносились как наиважнейшие российские проблемы. Президентский успех Трампа отмечался, словно национальный праздник. Это для нас, изнутри, пляски думских депутатов выглядели лишь проявлением привычного помешательства. А из Америки это смотрелось как унижение, за которое обязательно предстоит отомстить. Последующая волна расследований, составление расширенных санкционных списков и прочие противороссийские мероприятия, уже осуществленные и еще предстоящие, продиктованы этим чувством.

Если бы кремлевские мечты не сбылись и президентом США стала Клинтон, большей части всего этого не было бы.

Еще одним сюрпризом оказалась переброска этих скандалов из Америки в Старый Свет. Вера в открытые и тайные происки Москвы охватила буквально всю Европу, включая те ее края, где «российского следа» отыскать не удалось.

Поэтому в 2017-м Россия сменила свой статус в глазах «Запада». Наша держава стала восприниматься уже не как временно оступившаяся, а как «империя зла» в рейгановском понимании этого слова.

Разница в том, что в эпоху Рейгана СССР был сверхдержавой. Мировой вес сегодняшней России куда меньше, и страх, который она способна внушить, не настолько велик. Тем удобнее пропагандистская эксплуатация российской угрозы. Она не выглядит такой опасной, как прежде, помогает отвлечь внимание от множества прочих проблем, которыми сегодня обременен Запад, и дает ему объединительную идею, потребность в которой в атмосфере тамошних раздоров довольно велика.

«Империя зла»-XXI более виртуальна, чем ее прототип, которому противостоял Рейган. Но плата за исполнение этой роли, которая ложится на российских граждан, вполне материальна.

Россия связана с Западом гораздо теснее, чем Советский Союз. За три квартала 2017 года (более поздних данных нет, но общую картину они не изменят) на так называемое дальнее зарубежье (к которому пора причислить и Украину) приходилось 90% российской торговли. В том числе на Евросоюз — 43%, на США — 4%, на Южную Корею — 4%, на Японию — 3%, на Украину — 2%. В целом же условный «Запад» по-прежнему берет на себя почти две трети российского товарооборота. На партнеров по полуфиктивному ЕАЭС, главным образом, на Беларусь и Казахстан, приходится всего 9%. А на страны «Востока» — суммарно около четверти (на Китай — 15%, на Турцию — 4%, на Индию — 2% и т. д.)

Четырехлетние посткрымские попытки уменьшить материальную зависимость от «Запада» имели очень скромный успех. Надо думать, богатые страны и теперь не станут рвать все связи подряд и продолжат выгодное для себя взаимодействие даже с «империей зла». Но тарифы за сотрудничество повысят, а число создаваемых ими для российских партнеров унизительных ситуаций вырастет.

Бессмысленная активность Москвы на «западном» фронте, исходившая из фантастических представлений о том, как там все устроено, потерпела неудачу, последствия которой еще не совсем ясны.

Но попытки получить за это реванш и утешение на фронте «восточном» обещают ничуть не меньше проблем. А может, и больше.

Прошедший год был временем усиленных попыток нашего режима ввести Россию в концерт «восточных» держав на правах одного из главных игроков. Тут и примирение с Турцией. И старания разделить с нею и Ираном сирийские земли. И нефтяной картель с саудитами и прочими нефтедобытчиками. И непрекращающиеся попытки вовлечь Китай в более тесные отношения. И продолжающиеся игры в БРИКС и ШОС.

Литература подсказывает подходящую историю — заселение великого комбинатора и его сподвижников в «Воронью слободку»: «Паниковский и Балаганов отлично там ужились и их голоса уверенно звучали в общем квартирном хоре. Паниковского успели даже обвинить в том, что он по ночам отливает керосин из чужих примусов, Митрич не преминул сделать Остапу какое-то въедливое замечание, на что великий комбинатор молча толкнул его в грудь…»

Все бы хорошо, но, в отличие от «Запада», на «Востоке» не принято изображать равноправие, политкорректность и уважение сильного к слабому. Числом жителей Россия почти вдесятеро меньше Китая и вдевятеро — Индии. А размерами экономики (даже если считать по выгодным для нашей страны покупательным паритетам) они превосходят нашу страну соответственно вшестеро и почти втрое. Турция, Саудовская Аравия и Иран по отдельности уступают России по экономической мощи в два — два с половиной раза. Но в Восточном Средиземноморье, у своих границ, каждая из этих держав может сконцентрировать больше материальных и военных сил, чем наша.

Никто на «Востоке» не воспринимает Россию как свою, «восточную» страну. Никто ничем ради нее не пожертвует. Китай, несмотря на все мольбы и заигрывания, сооружает торговый путь в Европу в обход российских границ. Сохранение нефтяного картеля выгодно аравийским и американским нефтеторговцам, но все явственнее мешает России торговать нефтью с Китаем. Бразильское мясо, призванное заменить подпавшее под эмбарго европейское, оказалось фальсифицированным и отвергнутым потребителями во всем мире. Боевая дружба с Ираном под флагом спасения Башара Асада привела к тому, что хозяевами большей части Сирии стали Иран и «Хезболла».

Телевизор под завязку набит пропагандистскими успехами на «Востоке», а в реале — одни трудности, убытки и жертвы.

И это еще не самое опасное. Обитатели «Вороньей слободки», устав друг от друга, ее в конце концов спалили. «Где же дом? — воскликнул Остап. — Ведь тут же еще вчера вечером был дом! Но дома не было… — Ну, а теперь что же? — спросил Балаганов, испуганно улыбаясь… Они побрели по улицам, бледные, разочарованные, отупевшие от горя. Их толкали прохожие, но они даже не огрызались…»

«Восток», особенно Ближний, — это вовсе не «тонкое дело». Это то, что называют пороховой бочкой. Навязчивое желание встревать в его дела того и гляди втянет Москву в целый клубок междоусобиц, которыми она не сможет управлять.

Единственное, что в новом году можно пожелать нашему режиму, так это умерить, наконец, активизм и на «Западе», и на «Востоке». Сколько можно. Хватит уже.

Сергей Шелин, обозреватель

ИА «Росбалт [1]»