Крымское послевкусие России

Опубликовано: 26.02.2016. 13:18

Попытка вырваться из старого коридора возможностей, вернуть империю и взнуздать народ захлебывается. А пространства для маневра стало еще меньше. Власти загоняют Россию в тупик.

Относительно исторической эпохи, которая началась в конце февраля 2014-го с победы киевской революции и старта крымской операции, существуют два ошибочных мнения. Первое — что эта эпоха навсегда. Хотя на самом деле она уже финиширует. И второе — что посткрымская эра отделена непереходимой чертой от всего, что случилось до нее. А в действительности она, при всей своей новизне, была лишь продолжением того, что назревало уже давно.

Вспомним первые два года третьего президентства Владимира Путина — с начала 2012-го до начала 2014-го. Девиз медведевских лет («Ни вперед, ни назад, а вожжи отпустить») был признан неудачным. По правде говоря, он и был таковым, поскольку не устраивал никого.

Чувствовалось, что пора настроиться на новый лад. И за два докрымских года было сделано многое.

Именно тогда, а вовсе не позже, состоялся отказ от фирменного путинского нефтедолларового популизма, в просторечии именовавшегося общественным договором нулевых лет («лояльность в обмен на зажиточность»). Вместо этого уже в начале десятых годов подданных разделили на полезных и ненужных. Полезным (сначала силовикам, а потом, по «майским указам», учителям и врачам) увеличивали или хотя бы пытались увеличить денежное содержание. На ненужных махнули рукой. Например, пенсионная контрреформа, с ее конфискациями накопительных взносов и переходом на балльную систему, развернулась еще в 2013-м.

Завинчивание гаек тоже шло по всему фронту. И в виде вала запретов, и в виде профилактических мероприятий, исключающих повторение казусов 2011—2013 годов, когда система получила несколько безвредных, но огорчивших ее щелчков.

Программа грандиозных военных затрат, долженствующих произвести впечатление на Запад, тоже была запущена именно тогда, в начале десятых. Так же, как и проект реконструкции империи — сначала в виде Таможенного, а потом Евразийского союза.

Это, повторю, было до Крыма и до разрыва с Украиной и Западом, а не после.

Но все как-то не склеивалось. Запреты вызвали определенный страх, но вовсе не сплотили народ вокруг начальства и не подняли популярность режима. Вплоть до начала 2014-го она оставалась на том же неблестящем уровне, что и в предыдущие годы.

Воссоздавать империю без Украины было как-то бессмысленно, а ее нежелание вернуться под российское крыло стало заметным задолго до киевской революции. Экономические войны и бойкоты против нее начались летом 2013-го, еще при Януковиче.

Возросшая военная мощь, не будучи пущена в дело, не производила на мир должного впечатления. Зато рост экономики, придавленной гонкой вооружений, практически прекратился еще в том же 2013-м. И примерно тогда же стало ясно, что «майские указы» невыполнимы, а значит число облагодетельствованных полезных людей обречено остаться сравнительно небольшим на фоне гигантской массы простонародья, не нужного системе и, следовательно, потенциально склонного повернуть против нее.

Понятно, что к началу 2014-го коридор политических возможностей выглядел в глазах режима узким, неудобным и вызывающим острое желание сломать его и вырваться на волю.

И февраль 2014-го эту волю дал. Все, что не сходилось, вдруг сошлось. Народ вместе с системой вступил в новую и, как сначала казалось большинству, грандиозную и продолжительную эпоху. Да, «через ворота чрезвычайных мер», как выразился некогда о «великом переломе» один большевистский деятель. Но «великий перелом», при всей своей кошмарности, породил чрезвычайно живучий и невероятно сильный режим, который затем одержал победу в мировой войне и на какое-то время подчинил себе треть человечества. Видимо, вождям казалось, что это можно повторить в некоем облегченном исполнении.

И вот предварительные итоги «великого перелома-2».

Возвращение в державу нескольких миллионов человек привело к окончательному отпадению Украины и поссорило Россию с Западом, а сирийско-турецкая операция — с исламским Востоком. Евразийский Союз за два года из полуфикции превратился в полную фикцию. Белорусский режим помирился с Европой, а Назарбаев сегодня дразнит Москву угрозами перейти с кириллицы на латиницу. Дорогостоящая попытка воссоздать империю с новыми провинциями и заморскими сферами влияния доказала, что советские триумфы повторить невозможно.

Захлебывается и гигантское агитационно-идеологическое наступление на домашнем фронте, особенно впечатлившее мир. Первоначальный всенародный экстаз сменяется отупелостью чувств, усталостью и все более заметным раздражением.

Прошла через свой пик хозяйственная и военная мощь системы. Ставка на нефтяное процветание была сделана давно, раньше большинства прочих, и очень долго себя оправдывала. Но и она вдруг оказалась в числе проигранных. Экономика России, считая ВВП по обменным курсам, переместилась из первой десятки в 2013-м (2,7% мирового ВВП) во вторую десятку в 2015-м (1,7% мирового ВВП). Военные расходы, достигнув максимума в 2014-м — 2015-м годах, уже снижаются в долларовом, а возможно, и в реальном выражении. Наращивать их явно нет сил.

Это не тот потенциал, с которым можно долго и всерьез вести себя как сверхдержава. Изоляция даже от тех, в ком отчаянно пытались найти друзей, как от Китая, например, — следствие этого державного ослепления. Как и разрыв с Турцией, естественным хозяйственным партнером, сильным соседом и страной, привлекательной для тюркских народов, живущих в России и сопредельных государствах.

Такое вот получилось второе издание «великого перелома», и таким оказался державный ренессанс-XXI. В декорациях нового века все вышло по-другому.

Владения расширились, однако со сталинскими расширениями лучше и не сравнивать.

Отгороженность от мира выросла. Но хотя масштабы ее не сравнимы с советскими, вызываемое ею напряжение в верхних, а отчасти и в нижних слоях все явственнее напоминает о себе.

Холодная война повторилась, а ресурсов ее вести нет. Попытка с оружием в руках вернуться на Ближний Восток, где когда-то половина арабских стран жила в советской орбите, показала, что даже и один полусвергнутый режим удается сохранять только напряжением всех сил.

Народ вынужден жить беднее, но не проявляет ни малейшей готовности отблагодарить государство за доставленные трудности фанатичным трудом. Агитболтовня уже не помогает. Способом общения верхов с низами все чаще становятся точечные репрессии, то есть именно то, чего Путин так старательно пытался избежать в первые 15 лет своего правления.

Идеологические гайки продолжают завинчивать, однако делают это не там, где система дает трещины и нуждается в скрепах, а просто на тех участках, где их легче закрутить. Нажим на интеллигенцию, и без того дезорганизованную и ослабленную, непрерывно растет, а тем временем хозяйственные, силовые и региональные феодалы чувствуют себя все увереннее и все свободнее самовыражаются и сводят счеты между собой. Знамя православия, самодержавия и народности никто не спускал, но символом правящего класса стал Рамзан Кадыров.

Двухлетний банкет супердержавности заканчивается. Похмелье настало гораздо раньше, чем ждали. Все заготовки, которые так хотелось испробовать на деле, разом пустили в ход — и они уже принесли плоды. Правда, не те, которые планировались.

Система вырвалась из старого коридора возможностей и два года спустя обнаружила себя в новом коридоре — куда более тесном и неуютном. Не знаю, как назовут наступающую эпоху, но для граффити «Юра, мы исправились!» места в ней не будет.

Сергей Шелин

Источник: Росбалт [1]