Опубликовано: 4.04.2025. 22:16
Выводить в слайдере на главной странице
В каждой приходящей в упадок империи наступает момент, когда ее правители вынуждены признать правду: двигатели, которые когда-то обеспечивали их превосходство, буксуют. Заводы простаивают, долги растут, а старая схема — когда-то такая надежная — больше не обеспечивает победу. Растущие конкуренты, такие как Китай и Россия, долгое время считавшиеся периферийными державами, проталкиваются в высшие ряды, меняя мировой порядок, поскольку американское господство начинает ослабевать.
Это перепутье, на котором сейчас находятся Соединенные Штаты.
И Дональд Трамп — будь то инстинкт или расчетливая игра — бросает кости на масштабное экономическое восстановление.
2 апреля 2025 года он представил смелый новый тарифный режим: 10%-ную пошлину на весь импорт, 34%-ную надбавку на китайские товары, наложенную поверх существующих штрафов, и резкие ответные пошлины, направленные даже на традиционных союзников, таких как Европейский союз и Израиль. Это азартная игра, которая приносит в жертву удобства дешевого импорта и чрезмерного потребления, вызванного долгами, в надежде восстановить промышленную базу, опустошенную десятилетиями глобализации.
Трамп назвал это «Днем освобождения» — декларацией экономической независимости — от легкой жизни чрезмерного потребления. Но афтершоки уже начались: цены на нефть падают, доллар слабеет, а рынки потрясены, теряя часть инфляционных прибылей, накопленных в эпоху легких денег и финансиализации. Пока это позитивные знаки на пути к реиндустриализации, но тарифный гамбит Трампа — это высокорискованная перезагрузка с неопределенным горизонтом — которая может занять десятилетие или больше, чтобы доказать свою ценность или полностью рассеяться в тумане глобальной торговой войны.
От доминирования к упадку
Соединенные Штаты попали в ловушку собственного изобретения, где доллар является одновременно и драгоценностью в короне, и ахиллесовой пятой — блестящим активом, который поддерживает образ жизни, далеко выходящий за рамки производительных возможностей страны, но при этом оставляет ее опасно уязвимой для внутреннего распада.
Закрепленный в 1971 году, когда Никсон отменил золотую привязку, статус доллара как резервной валюты дает Америке непревзойденные возможности к заимствованию и покупательной способности. Но эта привилегия имеет свою цену: чтобы снабжать мир долларами, США должны иметь хронический торговый дефицит, неуклонно опустошая свое промышленное ядро.
Это дилемма Триффина на стероидах — структурное ограничение, в котором США должны поддерживать как бюджетный, так и торговый дефицит, чтобы поддерживать превосходство доллара.
Результатом является системное перепотребление, примерно на 10% превышающее фактический объем производства, финансируемое за счет иностранных излишков, — во главе с неустанным экспортным двигателем Китая с участием десятков менее крупных экономик. Политический класс Америки отвел своим гражданам роль потребителей последней инстанции, и среднестатистический американец привык к этому финансово-инженерному обжорству. Любые реальные усилия по закрытию двойного дефицита спровоцируют крах ВВП в масштабах депрессии — немыслимая перспектива, к которой не осмелилась бы приблизиться ни одна смертная администрация.
Экономист Роберт Триффин предупреждал, что глобальная резервная валюта сопряжена с парадоксом: предоставьте миру ликвидность и подорвите собственные экономические основы; накопите ее, и мировая торговля захлебнется. Китай понимает это слишком хорошо — и не желает позволить юаню унаследовать бремя доллара, избегая тех самых компромиссов, которые тихо подорвали некогда грозный промышленный и геополитический вес Америки.
Но в результате подъема Китая, надвигающегося долгового кризиса и надвигающейся победы России на Украине — где она в три раза превосходила все НАТО по производству оружия — упадок Америки больше не является вопросом альтернативного мнения СМИ.
Подобно некогда доминировавшей спортивной команде, которая теперь скатывается к посредственности, США предстоит болезненная перестройка, если они надеются остаться в числе лидеров мировых держав.
Решающее десятилетие
Ставки становятся особенно заметными, когда мы рассматриваем то, что Трамп пытается отменить.
Как документирует Джудит Штайн в своей книге «Решающее десятилетие», распад начался в 1970-х годах, когда политики обеих партий пожертвовали промышленной мощью на алтаре финансиализации и стратегии холодной войны.
Создание системы нефтедоллара — привязка мировых нефтяных транзакций к доллару США — наклонило экономику в сторону Уолл-стрит, обогатив финансы и позволив Мэйн-стрит увянуть. Богатство направлялось в спекуляции, поскольку фабрики страны приходили в упадок.
Торговые рамки, такие как ГАТТ (бышая организация мировой торговли) , закрепили этот сдвиг. В то время как союзники, такие как Япония и Западная Германия, защищали свои рынки субсидиями и стратегическими барьерами, американские лидеры приветствовали волны дешевого импорта — то, что Штайн изображает не как надзор, а как продуманный выбор.
По их мнению, сохранение альянсов холодной войны перевешивало сохранение отечественной промышленности. Закрытие фабрик не было провалом политики; оно было ее результатом. Последующее опустошение на промышленном Среднем Западе — то, что стало "Ржавым поясом" — не было непредвиденным. Это был сопутствующий ущерб. И именно этим ущербом Трамп воспользовался в 2016 году.
Теперь его всеобъемлющий тарифный режим направлен на то, чтобы обратить вспять эту полувековую дугу.
Но анализ Штайна предполагает, что проблема гораздо глубже.
Возрождение производства не будет достигнуто одними тарифами. Для этого необходимо возродить цепочки поставок, давно разрушенные, восстановить системы профессионального образования, опустошенные десятилетиями пренебрежения, и противостоять финансовому сектору, который поощряет выкуп акций, а не инвестиции в производство.
Штайн далее прослеживает, как 1970-е годы ознаменовали собой решающий поворот — от политической экономики, основанной на производстве, власти профсоюзов и высоких зарплатах, к экономике, основанной на потреблении и кредите. Столкнувшись со стагфляцией и нефтяными шоками, политики отказались от послевоенного консенсуса и приняли модель, которая опиралась на дешевый импорт для сдерживания инфляции.
Девальвация доллара Никсона в 1971 году, призванная стимулировать экспорт, дала обратный эффект, поскольку союзники, такие как Япония и Западная Германия, удвоили ставку на меркантилистские стратегии. Вашингтон, озабоченный разрядкой и глобальной стабильностью, не смог дать отпор. К концу десятилетия американская сталелитейная и автомобильная промышленность истекали кровью, а такие города, как Янгстаун и Детройт, остались позади в торговой войне, которую их собственное правительство отказалось вести.
Производство стали в упадке с 70-х годов
Тарифы «Дня освобождения» Трампа перекликаются с протекционистскими призывами профсоюзов той эпохи.
Но хроника Штайна ясно дает понять: ущерб был не только экономическим — он был институциональным и идеологическим.
Десятилетия недоинвестирования, офшоринга и культурного сдвига, который повысил ценность MBA над машинистами, создали экосистему, враждебную промышленному обновлению. Тарифы могут стать первым залпом, но восстановление промышленной базы, которая когда-то обеспечивала подъем Америки, потребует гораздо более всеобъемлющего учета структурных решений, принятых почти пятьдесят лет назад.
Ликвидация класса рантье
Грозным препятствием для реиндустриализации США является хватка паразитов-рантье, раздувающих расходы на жилье, образование и здравоохранение до неустойчивых высот.
Во время промышленного пика Америки конкурентоспособные зарплаты сосуществовали с доступным жильем, надежными государственными школами, почти бесплатными университетами и эффективными частными системами здравоохранения, такими как Kaiser Permanente, которые всесторонне охватывали работающие семьи.
Сегодня основные элементы стабильной жизни — жилье, здравоохранение, образование — превратились в роскошь, а богатство перекачалось в раздутую финансовую элиту.
Если Трамп серьезно настроен на реиндустриализацию, ему нужно будет противостоять этому паразитическому классу — BlackRock, Уолл-стрит и им подобным — с той же безжалостной решимостью, которую Китай проявил, дисциплинируя своих собственных олигархов. Тарифы — это только отправная точка.
Чтобы заложить основу для настоящего возрождения производства, финансовая аристократия должна быть ликвидирована — ее паразитическая хватка на американском труде и промышленности должна быть ослаблена.
Колониальные прецеденты
Падение Британии столетие назад дает отрезвляющий обзор опасности, с которой сейчас сталкивается Америка.
В 19 веке Британию провозглашали «мастерской мира», ее промышленное доминирование основывалось на локомотивах, паровых двигателях, текстиле и мировой торговле.
Но к началу 20 века эта грань притупилась. Растущие державы, такие как Германия и США, начали производить больше, подрывая лидерство Британии. Отчаянно пытаясь сохранить мировой статус фунта, Британия в значительной степени опиралась на свою империю, чтобы скрыть промышленный спад.
Закон о ключевых отраслях промышленности 1919 года ввел тарифы на товары из-за пределов империи, защищая отечественных производителей.
Между тем, колониальные ресурсы — каучук из Малайи, хлопок из Индии, золото из Южной Африки — поддерживали сокращающуюся промышленную базу.
Оттавские соглашения 1932 года создали рынок пленников, заставив колонии покупать британские товары по завышенным ценам. Но это была временная мера, а не решение.
Вместо того, чтобы восстановить конкурентоспособность, Британия скрыла свою слабость. К 1930-м годам ее промышленный центр был опустошен, уровень задолженности резко возрос, а ее чрезмерно разросшаяся империя уже изнашивалась — уязвимости, которые полностью выявит Вторая мировая война.
Раздавленная войной и экономическим истощением, Британия уступила мировое лидерство Соединенным Штатам — новому промышленному гиганту.
Она едва пережила переходный период благодаря своим «особым отношениям» с Вашингтоном, который предлагал помощь и стратегическое прикрытие.
Сегодня эта динамика изменилась. Теперь Китай играет ту же роль, что и Америка: промышленный колосс, управляющий глобальными цепочками поставок. И по исторической иронии именно США финансировали подъем Китая — аутсорсинг производства, офшоринг мощностей и предположение, что Пекин останется послушной мастерской.
Но этого не произошло. Китай стал не просто равным конкурентом, но и вероятным преемником.
Новая колониальная модель?
Один из способов интерпретировать тарифы Трампа — это краткосрочный гамбит, чтобы заставить союзников принять модернизированную версию колониальной торговой схемы Великобритании.
В ближайшей перспективе США могут попытаться заставить такие страны, как Европейский союз, Японию и Южную Корею, поглощать американские товары — независимо от цены или качества — в качестве своего рода имперской дани, призванной подстегнуть внутреннее производство.
Сокращение бюджетного дефицита обычно требует сокращения военных расходов — невыполнимая задача для военно-промышленного комплекса.
Но что, если это бремя можно было бы экспортировать?
Вашингтон уже нажимает на Европу, чтобы она направляла 5% своего ВВП на американское оружие — раздутые контракты на переоцененные самолеты, устаревшие ракетные системы и излишки оборудования. Это не торговля; это дань.
Геополитическая вымогательство, маскирующееся под оборонное сотрудничество.
США используют свое стратегическое доминирование, чтобы переложить фискальное бремя и промышленные избыточные мощности на своих союзников, фактически прося их финансировать реиндустриализацию Америки, переплачивая за второсортную продукцию.
А почему бы и нет? Европа, долгое время полагавшаяся на американскую защиту, не проявляет особого желания защищать себя, когда она может переложить кровь и бремя на американские силы.
Европа, подготовленная годами инфляции угроз, изображающей Россию и Китай как экзистенциальные угрозы, в значительной степени приняла эту логику.
Однако не имеет большого значения, если опасность преувеличена: амбиции России являются региональными, а Китая — экономическими. Качество оружия не имеет значения — оно не предназначено для использования, а только для покупки. Оно является символом подчинения в трансатлантических отношениях, которые все больше определяются принуждением, а не партнерством.
По мере роста тарифов и роста спроса на военные закупки Европа удваивает ставки, путая зависимость с безопасностью.
Япония и Южная Корея, связанные оборонными пактами США, сталкиваются с тем же давлением: чтобы Вашингтон был доволен, они должны покупать американское, даже ценой собственной промышленной конкурентоспособности.
Последствия предсказуемы. Финансиализация будет углубляться по мере того, как капитал будет поступать в США для финансирования дефицита, рожденного этим вынужденным покровительством. Недавний развал Германии — это раннее предупреждение. После саботажа трубопровода Nord Stream, связанного с США в 2022 году, ее промышленный двигатель заглох, цены на энергоносители взлетели, а торговые излишки исчезли — перенаправившись на Запад.
Это не альянс; это извлечение. Неоимперское сжатие без формальных атрибутов империи. Для США это отчаянный спасательный круг: продажа некачественных товаров на захваченных рынках, чтобы выиграть время для настоящего промышленного возрождения, которое может никогда не наступить.
Смогут ли союзники Америки выдержать это достаточно долго, чтобы она смогла восстановить свои позиции, — вот главная ставка в тарифной игре Трампа.
Спасение доллара: концепция Bancor Кейнса?
Тарифы Трампа, хотя и являются грубым краткосрочным инструментом, обнажают более глубокую дилемму: как сбалансировать мировую экономику, не заменяя одного гегемона другим.
Доминирование доллара, подпитывающее дефицит Америки и деиндустриализацию, неустойчиво, однако порядок, основанный на юане, грозит воспроизвести ту же асимметрию под другим флагом.
Забытая альтернатива заключается в предложении Джона Мейнарда Кейнса 1940-х годов о Bancor, наднациональном торговом устройстве, задуманном в Бреттон-Вудсе, но в конечном итоге отвергнутом в пользу системы, ориентированной на доллар.
Сегодня модель Кейнса предлагает путь к стабилизации мировой экономики, искаженной дисбалансами, слишком глубокими для исправления одними тарифами.
Bancor был не просто новой валютой — это был структурный механизм восстановления баланса. Выпущенный международным клиринговым союзом, Bancors будет служить торговыми кредитами и дебетами: страны будут получать их за счет экспорта, тратя их на импорт.
Что особенно важно, постоянные излишки (как у Китая) и хронические дефициты (как у Америки) будут вызывать штрафы — процентные платежи или корректировки валютного курса, — призванные исправить базовую асимметрию. Кейнс стремился не наказать торговлю, а не допустить, чтобы она стала двигателем доминирования.
Подумайте об этом как о потолке зарплат для мировой экономики: так же, как спортивные лиги устанавливают лимиты расходов, чтобы уравнять игровое поле, Bancor будет ограничивать несбалансированную торговлю, подталкивая страны к экономическому равновесию.
Страны с избытком будут мотивированы переоценивать валюты или стимулировать внутренний спрос; страны с дефицитом — ограничивать потребление или инвестировать в производство.
В отличие от сегодняшней системы, основанной на долларе, где США перепотребляют, а Китай перепроизводит, Bancor будет согласовывать стимулы для исправления, а не закрепления структурных недостатков.
Важно, что это не потребует отказа от доллара в одночасье.
Зеленая валюта может сохранить свою символическую резервную роль, сохраняя престиж США, в то время как фактические торговые расчеты происходят в банкорах, отделяя глобальную торговлю от внутренних искажений любой отдельной экономики.
США могли бы в конечном итоге восстановить свою промышленную базу без принуждения союзников; Китай был бы вынужден повернуться внутрь, смягчив свою экспортно-ориентированную модель. Это не положит конец геополитической конкуренции, но может разрядить валютные войны и экономическое принуждение, которое сейчас рискуют разжечь тарифы Трампа.
Возрождение видения Кейнса не просто обновит сантехнику мировой экономики — оно может предложить принципиальный выход из системы, деформированной десятилетиями привилегий доллара и отсутствием ответственности за дисбаланс. В эпоху, когда хватаются за новый порядок, банкор может оказаться лучшей забытой идеей, время которой наконец пришло.
Кевин Батчо, американский аналитик
