Нас учили, что народ — это главная прогрессивная сила истории, а на самом деле — ничего подобного - луганский философ

eremenko.jpg [1]

Александр Еременко

Авторські права: 

realgazeta.com.ua

"Громадське радіо"  записало интервью с Александром Еременко и его коллегой, историком Валерием Снегиревым.

- Почему вы решили написать книгу «Размышления о луганской Вандее» и каким событиям она посвящена?

Александр Еременко: Я решил ее написать, потому что наблюдал события в Луганске весной и летом 2014 года, а поскольку я по свои профессиональным интересам занимаюсь теорией исторического события, то понял, что мне выпала печальная возможность увидеть исторические события вблизи.

Поэтому я начал делать что-то вроде дневниковых записей, которые я потом попытался систематизировать. Поскольку я больше философ, чем литератор, то я строил свою книгу таки образом: сначала описание какого-то эпизода, а потом размышление об этом событии.

eriy_snegirov.jpg [2]

Валерий Снегирев

Авторські права: 

«Громадське радио»

- Почему Луганская Вандея?

Валерий Снегирев: Вандея — это провинция во Франции. Она стала именем собственным не только как географическая территория. После событий 1789 года, когда прогрессивный буржуазный строй разбил оковы феодализма во Франции, Вандея так и осталась аграрной провинцией, причем которая еще и восстает против революционной Франции, и не просто под бело-желтыми знаменами бурбонов, а восстает против исторического прогресса.

Поэтому сложился стереотип, что Вандея — темное, отсталое, забитое зомбированное население, которое является раковой опухолью на теле страны и всего прогресса.

Более того, когда в 1918 году полыхнул Дон против большевистского переворота, термин «Вандея» использовал Ленин, когда говорил о территории войска Донского, в которую входила часть Луганской области. Он говорил: «Если мы не разберемся с Вандеей, Вандея разберется с нами, и на всей нашей революции можно поставить крест».

Александр Еременко: Со времен Великой французской революции Вандея стала символом народной контрреволюции, и в этом парадокс. Ведь нас учили, что народ — это главная прогрессивная сила истории, а на самом деле — ничего подобного. И события французской революции, и украинский конфликт показали, что народ может быть консервативной и темной силой.

- Есть ли в вашей книге моменты, которые вы бы хотели переписать?

Александр Еременко: Конечно, есть эпизод, когда я размышляю, что одной из причин недовольства жителей Донбасса было то, что Киев предвзято относился к Луганску и Донецку, журналисты освещали эти области в невыгодном свете, а материалы о позитивных достижениях Донбасса Киев брал неохотно.

Когда простой житель Донбасса включает украинские новости, то слышит один негатив, потому что на первые полосы подаются острые темы, когда переключает на Россию-24 — там одна благодать. Получается — у нас все плохо, а там — земной рай.

Но потом, беседуя с приятелями-журналистами, я понял, что был неправ. Это, видимо, особенности современных медиа, когда они предпочитают говорить больше о негативных событиях, а о хороших событиях им говорить неинтересно.

И эта политика меня поражает, когда на наших экранах в новостях сплошной негатив. Конечно, хорошо, что у нас свобода слова, здоровый критицизм, но этот критицизм переходит в нездоровый. И начинаешь задумываться — неужели в Украине нет никакого позитива?

Валерий Снегирев: Когда простой луганчанин включает УТ-1, то видит сплошной негатив, потому что на первые полосы идут острые темы, переключает на Россию-24, а там — благодать. И этот контраст не всякий мозг вынесет: получается, что у нас все плохо, а за 20 км за границей — земной рай.

Александр Еременко: В этом плане можно даже поучиться у луганской журналистики: чуть что-то хорошее произошло в Луганске, хоть даже постелили 20 метров асфальта, медиа уже вовсю трубят об этом. То есть там сейчас тяжелая жизнь, но малейший успех превозносится. Почему в Украине так не происходит?

- Каким вы представляете себе читателя своей книги?

Александр Еременко: Я бы ответил лучше на вопрос: каким бы я хотел видеть читателя своей книги, и каким он оказался в реальности?

В реальности читателями оказались интеллектуально-развитые люди с активной гражданской позицией, в основном из круга луганских эмигрантов. Но хотел бы я, чтобы эту книгу прочли люди, которые остались в Луганске, — простые граждане «ЛНР», но увы, мое слово оказалось бессильным перед их сознанием. К сожалению, взрослый человек не меняется, ему невозможно ничего доказать, пусть даже соберутся 20 логиков, которые по полочкам разложат, что он не прав. К аргументам логики, люди, к сожалению, не чувствительны.

Валентина Троян, Громадське радіо [3]