Второй год войны в Донбассе: самосознание жителей Луганщины

Данный текст написан во многом для того, чтобы прозвучали голоса жителей Донбасса. Чтобы опыт безумного времени, в которое нам довелось жить, был проговорен - без такого проговаривания невозможно излечение от душевных травм. Мы убеждены, что это нужно не только для живущих в Донбассе, но и для жителей всей Украины - иначе страна не избавится от вирусов экстремизма, душевной черствости, боязни инаковости, хуторянства. Вирусы эти далеко не безобидные. В кризисное время они могут вести или к распаду социальной ткани и потере политической субъектности, или к жесткой диктатуре. Для того ,чтобы иметь право на такие выводы, Центр по изучению общественных процессов и редакция Островка реализовали проект «Життєві світи Сходу та Заходу України». В 2014 г был проведен массовый опрос, а в 2015 ггг – серия биографических интервью на Востоке и Западе Украины,

Кто-то досадливо поморщиться: «Опять нас призывают услышать Донбасс. Как это надоело!».

В Украине, видимо, как реакция отстранения от ужасов войны и как попытка снять с себя моральную ответственность за происходящее, даже появился публицистический жанр «Я не хочу слышать Донбасс».Виталий Гайдукевич обращается к Донбассу как к некоему подследственному: «Тебе где-то в глубине может даже стыдно, но ты будешь агрессивно потрясать автоматом и требовать, чтобы тебя услышали. Но когда тебе скажут — говори, ты замолчишь. Потому что тебе нечего сказать. Ты ничего не можешь предложить 23 регионам кроме своей боли. Сколько трупов ты оставил в штольнях в боевые 90е? Сколько погибших приходится на миллион тонн угля? Сколько наркоманов по официальной статистике? Сколько городков на карте есть, а по факту их уже нет? Донбасс, ты это хотел всем сказать? Нет, прости, ты хотел что-то там про русский язык и федерализацию. Донбасс, давай на спор, так вот, чтобы, не заглядывая в книжку, сколько твоих сепаратистов пояснит значение термина «федерализация»?» Он, правда, оставляет для обвиняемого выход: «Ведь мы знаем, под налетом обиды, страха, наивности, где-то очень глубоко у тебя есть гордость. Не совковая-колорадская и даже не угольно-забойная, а степная… Настоящая гордость людей, которые больше всего ценили свободу. Вот когда ты это ощутишь — приходи, тебе будет что сказать, нам будет что от тебя услышать. А пока, Донбасс, ты не достоин, чтобы тебя слышали остальные 23» (Виталий Гайдукевич. Я не хочу слышать Донбасс. Это неправильно.

Юрий Романенко вкладывает свои слова в уста некоего друга, якобы беседовавшего с «мужиком из команды Ефремова». И вот этот «мужик» говорит «другу» в ответ на его предложение убираться из Украины: «Не, ну мы украинцы, просто другие, а вы нас должны понять». Ответ на предложение следует такой: «Да никто не собирается вас понимать. Провели «референдум»? Валите. Хватит нам мозги парить. Если двадцать с лишним областей не могут двигаться вперед из-за двух, то проще с ними расстаться». Спрятавшись за «друга», Юрий Романенко договаривается до мерзости: «Да, мы сегодня бандеровцы. Мы все сегодня бандеровцы, а если вы не бандеровцы, то чего вам с нами жить? Мы не хотим больше разбираться в том другие вы украинцы, третьи вы украинцы и вообще украинцы ли вы или кто-то еще, не хотим разбираться в вашем особом отношении к России и так далее» (Юрий Романенко. Услышать Донбасс? Лучше просто валите из Украины

Это – не просто литературные эксперименты, в которых осуществляют подмену, отождествляя жителей Донбасса с Партией регионов и Януковичем.

Подобные писания помогали нашим политиканам, которые отсекали Донбасс от выборов, чтобы получить президента в один тур или парламент без оппозиции. Донбасс и сейчас для подобных деятелей как кость в горле, ибо не дает им получить безраздельную власть в стране. А опыт прошедшего года показал, что власть им нужна вовсе не для превращения Украины в большой Сингапур, а для контроля добычи янтаря, «крышевания» контрабанды, «распила» бюджетных средств. Националистические же лозунги, как всегда, - лишь средство манипуляции населением.

Поэтому 20 областей без Донбасса вперед не двинулись.

Подобная ситуация вокруг Донбасса повлияла и на вполне добропорядочных людей.

Особенно на ту часть интеллигенции Донецка и Луганска, которые вынуждены были переселиться на Западную Украину. И у некоторых из них, надеюсь, неосознанно возникло желание быть святее папы римского и стать более украинскими, чем западные украинцы. И вот уже Елена Стяжкина включает само имя «Донбасс» в словарь войны и ненависти: «Еще одно слово, от которого я хотела бы избавиться, – это «Донбасс». Ведь Донбасс не однородный: там есть греческие села, немецкие села, а есть украинские села, где идеи отторжения Украины никогда не было, и сейчас нет. Но когда мы говорим «Донбасс» – мы мыслим в категориях сталинской логики. А ведь там живут совсем разные люди. Когда мы их объединяем в одно целое, то подыгрываем врагу».

Конечно, в Донбассе есть разные села, но при чем здесь села? Донбасс – это урбанизированный регион. А о «сталинской логике» - это шедевр, который невозможно забыть. В Уэльсе тоже живут разные люди и в Гасконии живут разные люди, и в Галичине живут не только бандеровцы. Что же из этого следует? Мы не можем употреблять имена регионов? Или вообще не должны употреблять общих понятий?

Украина возможна только как большой хор регионов, в котором ни один из них не теряет свой голос. Слышать нужно всех и учитывать интересы всех в государственной политике. Но Донбасс сейчас находится в особо сложной ситуации. Поэтому для самого существования Украины она должна научиться его слушать.

Методы исследования

С целью выявления общественного мнения жителей Донбасса в регионе проводятся опросы. Это делается как на оккупированных, так и на подконтрольных украинской власти территориях. Результаты этих опросов заставляют задуматься о возможности таким методом получить достоверные данные.

Недавно российские СМИ опубликовали результаты опроса в оккупированной части Донецкой области.

Перед респондентами ставился вопрос о будущем т.н. «ДНР». Согласно результатам опроса, в составе Украины ДНР видят 14,9% населения республики. За вступление в состав России выступают 38,8%. Вариант независимого государства поддержали 42,8% жителей (Опрос: более 40% жителей ДНР выступают за независимость республики // http://ria.ru/world/20150424/1060721554.html [1]). В Луганске некий центр социологических исследований «Особый статус» с 12 по 14 июня 2015 года провел уличный опрос (n = 804). Респондентам предлагали ответить на вопрос: «Как вы оцениваете усилия ЛНР по восстановлению экономики?». Опубликовано распределение ответов: затрудняюсь ответить – 9,6%; определенно отрицательно – 14,0%; скорее отрицательно – 25,5%; скорее положительно – 39,0%; определенно положительно – 11,9% (Соцопрос в Луганске: жить стало лучше или веселей? //

. Результаты луганского опроса, кстати, не демонстрируют «монолитной поддержки молодой республики» и пр., чего ожидают самопровозглашенные власти. Если же учесть, что вопрос был поставлен явно не в исследовательских целях, ведь в нем заложено положительное отношение «к усилиям», то опрошенные луганчане вовсе не на этот вопрос и отвечали. Скорее результаты опроса можно истолковать как демонстрация отношения прохожих к «властям ЛНР». При этом достойно внимания то, что четверть респондентов выразили свое негативное отношение. Если учесть условия опроса и атмосферу в «молодой республике», где каждый знает, что его могут потянуть «на подвал», то реальные критические настроения в Луганске распространены значительно шире.

А теперь рассмотрим результаты опроса, который в марте – апреле 2015 г. проводили в городах Северодонецк и Старобельск специалисты Фонда «Демократические инициативы имени Илька Кучерива» совместно с компанией «Ukrainian Sociology Service» Всего было опрошено 995 респондентов (496 – в Северодонецке, 499 – в Старобельске). В Северодонецке и Старобельске Луганской области идею независимости самопровозглашенных формирований «Донецкой народной республики» и «Луганской народной республики» как вариант политического будущего Донбасса поддерживают меньше 1% жителей. Донбасс должен оставаться частью Украины – такова позиция большинства жителей как Северодонецка, так и Старобельска: 64% и 67%, соответственно (В Северодонецке и Старобельске идею независимости "ДНР" и "ЛНР" поддерживают меньше 1% жителей .

Комментируя полученные результаты Ирина Бекешкина заявила: "Опрос показал, что единого Донбасса нет. Разные города показывают различные мнения граждан. Но есть определенные общие позиции по ряду ключевых вопросов" (Социологи показали, что единого Донбасса нет.

Не поспешные ли это похороны региональной общности? Особенно, если сохраняются общие позиции по ключевым вопросам?

Замечательную по точности зарисовку состояния общественного сознания в Северодонецке недавно сделал известный луганский философ Юрий Полулях: «Захожу по делам в лабораторный корпус Технологического института ВНУ в Северодонецке. Подхожу к вахтеру, уточняю информацию.

- А вы из Луганска? - спрашивает вахтер. - Переселенец?

- Да, - кратко отвечаю я.

Он подходит ближе, наклоняется, заговорщицки шепчет, переходя практически сразу на более громкий тон:

- Вы мне вот что скажите, как люди там в Луганске вообще так с ума сошли? Чем они вообще думали? Это ж просто сумасшествие - этот референдум, боевики все эти, Украину обвинять. Это же представить невозможно!

И вот стою я и смотрю на вахтера из города Северодонецка, где проводился тот же самый "референдум", что и в Луганске, где бесились те же самые ублюдки и бандиты, что и в Луганске, где люди в соцсетях и на улицах обвиняли Украину, как и в Луганске.

И понимаю, что примерно через год после того, как Луганск освободят, местные жители будут говорить друг другу:

- Вот вообще не понятно, как люди там в России вообще так с ума сошли? Чем они вообще думали? Референдум этот устроили, боевики все эти из Чечни, отпускники эти, Украину обвинили. Это же представить невозможно!»

Все это дает основание сделать вывод, что в кризисных ситуациях применимость массовых опросов весьма ограниченна. Они ориентированы на выявления общественного мнения, то есть оценочной реакции массового сознания по поводу каких-то процессов или событий. Но для этого необходима коммуникация в массовой группе. Опасность и неизвестность ее затрудняют и общественное мнение не может сформироваться. Но даже, если и сложилось общественное мнение, то для его функционирования необходима свобода слова и безопасность. При их отсутствии люди будут демонстрировать скорее мимикрию с цель как можно дольше выжить. У людей есть такая привычка. Если её не учитывать, то можно проводить опрос и с пистолетом в руках, радуясь, как мало отказов встретил.

В кризисных ситуациях возрастает значение тех методов, которые социологи называют качественными. Они позволяют выяснить многослойность сознания людей, разнообразные мотивы их поведения, сам способ восприятия и описания действительности, который может весьма существенно отличаться от такового у исследователя. Эти методы позволяют получить глубокую картину живого сознания той или иной человеческой общности, но не позволяют выявить распространенность той или иной позиции в нем и выразить распределение этих позиций в числовой форме. Качественные методы поэтому нужно сочетать с количественными.

Результаты, изложенные ниже, получены в результате проведения биографических интервью. В их ходе респонденты в свободной форме излагают истории своих жизней, останавливаясь на главных событиях. В наших интервью в самом конце мы специально просили респондентов рассказать о том, как они пережили время с начала протестов на Майдане в 2013 году. Интервью проводились в рамках исследовательского проекта «Жизненные миры Востока и Запада Украины», который реализовывался в 2014 – 2015 гг. общественной организацией «Центр по изучению общественных процессов и проблем гуманизма» икафедрой философии и социологии Луганского национального университета имени Тараса Шевченко, который сейчас базируется в г. Старобельске. Исследования осуществлялись при частичной финансовой поддержке Канадского института Украиноведческих исследований (Canadian Institute of Ukrainian Studies. University of Alberta).

Биографические интервью проводились как с жителями Востока, так и с жителями Запада Украины. В Галичине (Ивано-Франковская и Львовская области) состоялось 10 интервью, на севере Луганской области было проинтервьюировано 9 человек и еще было опрошено в Киеве, Москве и Феодосии четверо респондентов, которые выехали из оккупированных районов Луганской области.

Методика интервью и его план разработаны автором этих строк. Мною же были проведены интервью в Старобельске. В поселке Троицкое интервьюером была моя аспирантка Оксана Прядко. Беженцев интервьюировали студенты-социологи нашего университета Олейник Виктория и Надежда Бульбоакэ. Тяжелую работу по транскрибированию (переводу в текстовую форму) аудиозаписей выполняли все участники исследования, но большая ее часть сделана аспирантками нашей кафедры Маргаритой Живиловой и Оксаной Прядко.

В данной публикации мы предаем гласности только результаты биографических интервью с жителями Луганской области. Среди наших респондентов были люди из разных социальных слоев и с разным образованием. Некоторые из них могли выступать экспертами в рассматриваемых вопросах, а некоторые расписывались в своей неосведомленности. Они имели различные идейные и политические ориентации. В тексте все это будет отражено.

Прямая речь наших респондентов дается курсивом с минимальными редакторскими правками на языке оригинала. Дело в том, что не только содержание сказанного, но и форма высказываний важны. Форма может свидетельствовать, скажем, об уверенности или неуверенности в том, о чем говорит респондент. Говоримое может быть ему безразлично, а может вызывать глубокие эмоции. После каждого высказывания даются инициалы респондента, его социально-демографические характеристики, место и дата проведения интервью.

Что же с нами произошло?

Жители Луганщины ставят протесты на Майдане и войну в Донбассе в один событийный ряд.

То, что произошло в Киеве, имело свое продолжение в нашем регионе. Но сами события на Майдане люди понимают по-разному.

Например, молодые респонденты восприняли начало протестов, как шанс на изменения.

«Была какая-то вот не очень хорошая жизнь, но как-то жили. Ну как? Чего-то не хватало, чего-то хватало. Жили-жили и вот начинаются эти события. Честно говоря, я давно уже, у меня у самого уже как-то было, когда что-нибудь изменится, когда что-то изменится. Вот, начался майдан, я думал что-то изменится» (Н. А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.). Однако, сейчас они говорят о довольно быстром разочаровании протестными акциями в Киеве. «Вначале, да позитивно, но в дальнейшем я очень жалею о тех погибших и всё остальное там. Но то, что просто другие начали это, понимаете, как я считаю, что просто завели народ, завели, а потом, скажем так, определённые люди сделали, ну, получили то, что им нужно. Потом сам же народ, когда понял, что их просто использовали, начал просто, если помните, когда там уже этих политиков, начали уже на них на сцену кричать там: «Геть зі сцени!». Вот. Как-то меня всегда убивали вот эти вот репортажи, когда здесь уже боевые действия начались, да, а там показывают, как активисты на майдане укроп садят в клумбочках. Это в крупнейшем городе, в одной из самых красивых столиц Европы садят укроп на майдане и палят шины до сих пор. Кому Вы там их палите, что Вы пытаетесь доказать? Хочешь что-то доказать, ну доказывай как-то по-другому. Ну, в общем, не знаю, как-то позже майдан превратился просто в балаган, как мне кажется» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Много вопросов вызывает и финансирование протестных акций в Киеве. «…Ну, их спонсировали просто-напросто. То есть в любом случае такую массу народу завести нужно, по крайней мере, вот насколько я люблю читать исторические там книги, чем-то народ нужно заводить. Кто-то фанатизмом заводил, кто-то чем-то еще. Но здесь, мне кажется, фанатизм был в начале, потом дальше люди уже, ну, просто-напросто, они ж тоже должны действительно чем-то питаться. Ну спонсировалось всё это, как мне кажется. Кто-то деньги давал, кому это было выгодно. Кому выгодно сейчас я не буду разбираться, потому что это дело неблагодарное. Там не поймёшь кому это было выгодно» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Поддержку Майдана в нашем регионе стимулировал разгон студентов. Он изменил отношение части жителей нашего региона к протестам, придав им человеческий смысл борьбы за попранную справедливость. Это вело к тому, что люди принимали и другие лозунги оппозиции. «Когда выдвигалась просто идея евроинтеграции и идея союза с Россией, я это воспринимал просто как политический спор, как возможное направление развития. Но, после того, как произошло избиение студентов на майдане, вот, после этого я начал очень тщательно следить за развитием событий. Благодаря Еспрессо-ТВ мы ежедневно отслеживали как это все происходило. Ну, и скажу, с большим сочувствием, с большой поддержкой я относился к этим событиям. Мне кажется, что Украина должна быть правовым государством. В котором законы обязательны для всех, в том числе и для правоохранительных органов, в том числе и для высшего руководства страны. Граждане должны быть защищены законом. Никто не имеет права избивать людей, никто не имеет права издеваться над людьми. И то, что люди вышли в защиту своего достоинства, я это, безусловно, поддерживаю. Я слышал разные мнения о том, что это могла быть провокация, для того, чтобы вызвать какие-то потрясения в обществе. Ну, я считаю, что вот это избиение – это могло быть попыткой Януковича окончательно установить свою диктатуру. Запугать и прекратить любые попытки протеста. То есть подавить всякое недовольство в обществе вот такими мерами. Тем более в соседних государствах прецеденты были. Назарбаев выступления нефтяников подавлял. Расстрелял. И потом после этого все затихло. В Москве выступление на Болотной площади погасили – погасили. Ну, это могло послужить для Януковича соблазном» (П. С., муж., 54 года, учитель, г. Старобельск, 08.02.2015 г.).

Однако, большинство жителей Луганщины к событиям в Киеве отнеслись с тревогой, увидев в них угрозу собственной безопасности.

Это характерно, как для интеллектуалов, так и для малообразованных людей. Первые не приняли Майдана из-за осознания опасности разрушения государства, а не из-за любви к Януковичу. Майдан оценивался ими как торжество сиюминутной политической целесообразности. Творцы этой реальности - политики, стремящиеся к власти любой ценой. Украинский политикум, по их мнению, существует в режиме самоуничтожения и эту логику смог навязать обществу. Отсюда дихотомическое деление всего население на своих и предателей.

К сожалению, в обществе не нашлось авторитетных людей, которые были способны отстаивать общенациональные интересы. Украинская интеллигенция тоже в большинстве поддержала такую логику действий, которую предложили политики. «Я вначале их воспринял, не придавал этому особого внимания, потому что у нас такие события всякие протестные, они непрерывно происходят. Я подумал, что люди выйдут, будут выдвигать какие-то требования, власть как-то будет реагировать и все это, в конце концов, сойдет на нет. Ну, а когда все перешло в такую жаркую стадию, когда стали ехать трактором на Беркут, стали бросать фаеры, я понял, что этого делать нельзя ни в коем случае. Потому что нельзя рушить основы государственности, как таковые. Я-то понимаю, есть люди политики, они для того и существуют, чтобы стремится к власти. Но стремиться к власти надо не любым путем. Я понял, что украинский политикум, он существует в режиме такого взаимного уничтожения. То есть они готовы уничтожить друг друга, они не готовы ни к какому компромиссу. Это вот в риторике, в лозунгах. Это, те, значит, «зрадники», «бандитська влада». Есть определенный круг политиков, которые выносятся за скобки. И это привело, как мне кажется, к таким последствиям. Есть люди, я не беру политиков, у политиков есть свои интересы, если это в его интересах, понятно, что он это будет оправдывать. Ну, вот есть люди, ученые, интеллигенция, во всяком случае, им надо подняться на более высокий уровень в общении и постараться быть над схваткой, чтобы понять, что происходило. Мне кажется, что вот эти деструктивные действия, они предпринимались в эпоху майдана, цель которого была свергнуть всеми правдами и неправдами Януковича. Ну и я считаю, что с этого все начиналось, а потом все это получило продолжение у нас в Донбассе» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Простые люди, особенно оставшиеся на оккупированных территориях или выехавшие в Россию, идеализируют прошлую жизнь и разделяют крайне лапидарное видение причин произошедшего. «Жили все замечательно, пока не стали скакать на Майдане. От и доскакались. И все! После Майдана через пять-шесть месяцев жизнь стала все хуже и хуже крепчать, психологически давить всех. Вот, в принципе, чего хотели, то и получили. Страна разделена, страны уже нету. Той общей, которая была. Работали все замечательно, все жили, все были довольны» (С.К., муж., 39 лет, безработный, г. Феодосия, 30.03.2015 г.). «Делят деньги олигархи между собой, а народ - просто пешки. Первая причина - это Янукович. Самая первая! Он - самый главный виновник. Это основная причина. Он просто бросил всех. Это он самый главный, самый главный виновник!» (С.К., муж., 39 лет, безработный, г. Феодосия, 30.03.2015 г.). «Майдан, наоборот, хотел войти в Евросоюз. Потом что-то произошло. Сказали, что русскоязычное население не должно быть, украинский язык только должен быть везде. Вот. И произошла, наверное, война, из-за сланцевого газа в Славянске» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.).

У тех, кто оказался беженцем в России, законсервировались эмоции зимы 2014 года.

«Хотелось, чтоб этого не было вообще, чтобы быстрее наше правительство, Верховная Рада все это прекратила. Все ждали, что это там день-два-три и все это прекратится, разгонят всех и все, как это делается за границей, не допускается до такой… Ну так получилось, что ничего наш президент не решил» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

Среди жителей Луганщины есть и те, кто просто пытается спрятаться от событий. «Вы знаете, события конечно очень тяжёлые. Переживать очень сложно, потому что есть дети. Если б не было детей… Это тема такая, которую, чесно сказать, я не хочу и обсуждать. Политика - это не моё. Понимаете? Моё - дом, моё – работа. Политика - это вещь такая, в которую я практически даже не хочу, не хочу погружаться. Я в этом деле просто совершенно посторонний человек» (К. С., жен., 46 лет, продавец, пос. Троицкое, 19.02.2015 г.).

Один из наших респондентов детально описал позиции в общественном сознании жителей севера Луганской области относительно войны в Донбассе. «События, которые сейчас происходят в нашей Украине, они по-разному оцениваются, допустим, и в России, и в Украине, по-разному оцениваются и разными группами населения у нас здесь. Есть группа, скажем так, патриотично настроенных жителей региона, которые считают, что мы столкнулись с российской агрессией. И мы защищаем свое государство, мы защищаем народ Украины от внешней агрессии. Есть очень большая группа людей, которая считает, что мы имеем дело с гражданской войной, что у нас идет борьба за власть, и вот эта группа людей, она, к сожалению, поддерживает политику Российской Федерации. Я много раз пытался вступить в полемику с этими людьми, объяснить как-то. Точно так, как с учениками, которых трудно переубедить, точно так трудно что-то изменить в позиции этих людей. Ну, может быть, это объясняется тем, что сильные связи с Россией, родственные связи. Многие ездят на заработки в Россию. И они не вдаются в анализ каких-то там теорий, того же самого «Русского мира». Они не отслеживают развитие каких-то там националистических движений в России. Они смотрят просто: вот мой муж поехал в Россию на заработки, и никто его там не трогает, ему дали возможность заработать, ему дали такую-то сумму денег. За это время в Украине он бы ее заработать не смог. Поэтому не рассказывайте мне, что в России людям плохо, что угроза российского фашизма формируется. Я Россию поддерживала и буду поддерживать» (П. С., муж., 54 года, учитель, г. Старобельск, 08.02.2015 г.).

Войну, которая истерзала наш регион, респонденты плохо понимают. «Мы сами этого не поняли, из-за чего началась война в Донбассе. Непонимание людей и вражда какая-то, может быть противостояние, разделили народ в Украине на Восток и Запад. Телевидение больше подливало масла в огонь. Стали ругаться родственники между собой» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.). Симптоматичным является её сравнение с войной в Чечне. «Возможно, это всё можно было бы предотвратить. А теперь мы имеем то, что имеем. И глядя сейчас на последние события, которые происходят, у меня, уже создаётся впечатление, а не выгодна ли эта война и тем, и тем. Такое ощущение, как будто, вот знаете, я был в то время маленьким, когда война в Чечне была, но я насколько знаю там по книгам, и по фильмам, и по рассказам, что она была просто выгодна. Там отмывали деньги. Такое ощущение, как будто и здесь то же самое начинает происходить, просто отмывание денег. Вот они пошли, отвоевали, потом отошли, стали и стоят. То есть абсурдна ситуация такая. Говорят одно, делают совсем другое и получается совсем третье. И я, честно говоря, уже перестал понимать вообще» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Травматический опыт кризиса и войны

Общественной травмой стало уже жестокое противостояние на Майдане, которое поколебало устоявшие представление о допустимом и недопустимом.

«…Когда мои сослуживцы стояли на Майдане, защищая интересы, скажем так, одного человека, и когда их жгли, скажем так, у меня есть знакомые, которые в 22 года, я не представлю, что с ними будет дальше в жизни, потому что у них нет лица там и так далее и тому подобное. Плюс — это психологическая травма, скажем так. Как люди после Афганистана возвращались, люди возвращались после Киева, не понимая, как я стою в форме, в меня имеет право кто-то кинуть камнем, и я не могу ответить» (В.Д., муж., 25 лет, менеджер по продажам, г. Старобельск, 03.02.2015 г.).

Процитированный респондент в 2014 г. служил в армии. Ему довелось быть свидетелем сдачи здания СБУ в Луганске. «Уже разлетелись стеклопакеты на центральном входе, и мы вышли. Мы увидели интересную картину, когда наша доблестная Альфа во всей амуниции стояла возле архива, просто-напросто стояла возле архива. И в этот момент мы все прекрасно поняли, почему там не было спецподразделений, почему там не было намного больше личного состава…То, что было во дворе, ну, как по неофициальным данным и сейчас это все знают, что чтобы взять СБУ, взять комнаты хранения оружия, КЗЗ, кімната зберігання зброї, ну, нужно быть, я не знаю кем. Там все заминировано, магнитные замки. Во дворе, мы знаем, что было спецподразделение Альфа. Там дяди, извините меня! Ты на него смотришь, и ты думаешь: интересно, скольких он сразу положит, пятерых или семерых? Там просто люди, которые, у них взгляд сам внушает, что просто не нудно меня трогать и все. И то подразделение, там человек 40 их было… Те 5 тысяч разбежались бы по Луганску, я не знаю куда. Там просто люди своего дела мастера. Моё личное мнение то, что это преднамеренно было, чтобы избежать жертв в личном составе, потому что взять на себя ответственность открыть огонь по митингующим, либо взять ответственность на себя за гибель какого-то солдата, никто не хотел. И просто даже не то, что уголовно, а морально» (В.Д., муж., 25 лет, менеджер по продажам, г. Старобельск, 03.02.2015 г.).

Недоверие к новой власти в Киеве возникало не только по причине игры в поддавки с террористами. Не изменилось отношение к людям, как расходному материалу. «У меня погиб друг на ВАУШе в Луганске, 22 года парню. Был застрелен двумя пулями в грудь и в голову. Три раза матери говорили, что он умер, потом жив, потом умер, потом жив. И, скажем так, уже новое государство похоронило его как обычного человека, скажем так. Да, это было в начале июня. И я скажу, что похоронили как обычного человека: без флага Украины, без формы, без трёх почетных выстрелов, без наличия на похоронах военных людей, без даже военкома хотя бы, который его отправил в армию, скажем так. Он сам со Свердловска. Его привезли за деньги сослуживцев, потому что у государства не было денег даже на похороны человека, который защищал государство. Зато у нас есть «Небесна сотня», а человек, который погиб в форме, и дословно скажу слова полковника, который командовал всем Восточным округом: «Сколько там за сына хотите? 400 тысяч хватит?» (В.Д., муж., 25 лет, менеджер по продажам, г. Старобельск, 03.02.2015 г.).

Мирные жители юга Луганщины стали свидетелями того, что с конца весны 2014 г. в их городах начали появляться неизвестные военные. «И в городе появлялись, я видела своими глазами, еще в то время на уазике военные, явно не городские, с оружием, со знаками, флагами Новороссии. Это было, и это меня очень настораживало» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

Преимущественной формой военных действий в Донбассе стали артиллерийские дуэли, от которых в первую очередь страдали мирные жители. «Опасность я почувствовала тогда, когда начались боевые действия, когда были заняты пункты пропуска в Червонопартизанске и в Должанском, и начались боевые действия по вытеснению пограничников. Вернее, даже это не пограничники, это были войска уже, украинские войска, и в июле месяце шли настоящие бои. Тогда я почувствовала, что это все не случайно. Город как будто вымер. В городе перестал двигаться транспорт. Людей практически не стало в городе. И тишина вот эта, она была очень тревожной. И город практически содрогался каждую ночь, каждое утро, каждый день. Днями это длилось, где-то дней, наверное, пятьдесят. Стрельба шла. Это было невозможно» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

После пережитого женщин заставляет вздрагивать любой громкий звук. «У меня сестра живёт в Северодонецке. Она, когда Северодонецк обстреливали, а они попали под несколько обстрелов, она до сих пор боится. Вот холодильник у неё. Тишина в квартире, ребёнок спит. Она сидит, к примеру, читает…Она мне жаловалась, просто иногда созваниваемся. Холодильник так заурчал и говорит: я пугаюсь. И говорит: не знаю, смогу ли я избавиться от этого» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Но у людей осталась память и о том, что ни при каких условиях они со своим предшествующим опытом не состыкуют. Это - страшный лик подлинной войны. «Рассказ моей хорошей, очень такой порядочной сотрудницы, которая не могла приукрасить или что-то сказать не то. События вот какого характера: после завершения боевых действий ей нужно было уехать в Россию. Там находились ее дочь с двумя маленькими детьми, которые были эвакуированы, вывезены, вернее, боевиками, сепаратистами в Россию. И она должна была туда попасть. И только-только со стороны ополченцев была открыта граница. Утихли бои, буквально на второй день она утром села на автобус, который шел на шахту «Красный партизан». Это рядом с пунктом пропуска. Доехала, еще темно было. Доехала до шахты, вышла. Вот с сумкой, с повозочкой и к пункту пропуска. Татм где-то метров, наверное, 200-300. Подходит туда, как она рассказывает: подхожу туда, меня останавливают. Вы куда? Она: мне туда. Туда нельзя. Она говорит: а мне надо. Нельзя! И говорит: я двигаюсь. Они говорят: ну, если очень надо, то только по дороге, только по шоссе, никуда не сворачивайте и смотрите под ноги. Проходит, говорит, еще 20 метров, на разбитом бронетранспортере сидит ополченец, штопает брюки. Вы куда? Она: мне туда. Нельзя. Ну, я же вижу, что Вы все равно пойдете. Идите и не смотрите по сторонам, смотрите только под ноги. Она говорит: я, когда шла по этой дороге, я думала, что закончится жизнь моя в одну минуту, потому что на обочине было столько останков… Лежали ботинки, сапоги, ботинки с ногами…Останки, еще не убранные» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

Затем людям пришлось привыкать ездить через блокпосты в своей родной стране. «Я летом, в июле месяце, вывозила документы, личные документы, документы, которые отца моего периода Великой Отечественной войны, документы, которые я считала, что они должны быть вне этой зоны. И мы попали на рейсовом автобусе, попали как раз в момент, подъехали к блокпосту, когда только закончился бой под Макарово. И мы выехали к этому блокпосту. В автобусе было человек, наверное, 30, в основном женщины. Ехали все со своими личными вещами. Кто-то ездил там за одеждой, кто-то там еще за какими-то вещами необходимыми. Вот остановился автобус и подошли двое работников милиции. Черниговский там был отряд милиции. Двое милиционеров подошли сразу к водителю и с претензией. В такой грубоватой форме сказали: ты что, не знаешь, что сюда нельзя было ехать? Надо было поехать другой дорогой. Они попросили всех выйти из автобуса и начали проверку документов и проверку личных вещей. А я оказалась третьей при проверке. Вначале старушку проверили, её сумки, потом молодая девушка, которая везла детские вещи и у неё попросили личную сумочку. Она открыла эту личную сумочку, там были фотографии. И этот военный, он был в маске, начал смотреть эти фотографии, и я не выдержала. Я говорю: а фотографии-то зачем? Он говорит: а у нас есть ориентировки, а вдруг это жена какого-нибудь диверсанта или человека, который работает против нас. Ну и вот этот момент. Он взял мой паспорт в руки, сначала паспорт, потом сумку. Что в сумке? Говорю: сапоги и шуба. И деньги в шубе? Говорю: да, и деньги в шубе, большое количество. Посмотрел на паспорт, говорит: а Вы уже здесь проезжали, Вы у нас были. Говорю: да, была. - Пожалуйста, в автобус. Но, понимаете, для меня это все воспринималось, я понимала, зачем это делается. Люди, которые же здесь стояли, они просто замолчали, но у каждого была какая-то злость и какое-то недовольство. Люди не знали, зачем это нужно. И никто, никто, ни водитель, ни эти люди не сказали, что, люди добрые, это делается для вашей безопасности, это делается в целях, чтобы вы остались живы, мы здесь стоим именно для этого. Хотя во многих таких случаях были моменты, когда военные просто говорили: вы извините, но нам нужно посмотреть, допустим там, проверить багажник машины. Это всегда было. У ополченцев этого никогда не было. Особенно там ярые были, стояли ополченцы в Краснодоне. Те останавливали машины, особенно придирались к таким солидным машинам» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

Многие в Донбассе летом 2014 г. ждали украинскую армию. Для них когда-то единое пространство региона разделилось на свое и чужое. Встреча со своими стала желанной. Для самих людей эмоции, которые они испытывали, стали неожиданными. «Допустим, такого воинственного какого-то настроя со стороны первых людей, которые стояли на блокпостах и в Свердловске, и вот возле Краснодона, этого я не ощущала, не видела по разговорам. Конечно, многие были моменты, которые, допустим, немножко настораживали. Вот то, что это люди не местные, и то, что люди эти кем-то управляемы. Это чувствовалось во всем: от того, что они рядились, от того, что они вели себя очень нагло иногда, заходили в автобусы, задавали ненужные вопросы, брали документы в руки. А вот когда, был такой момент, когда мы впервые после боев, обстрелов Станицы Луганской пересекли старый мост через Северский Донец и въехали в Станицу Луганскую, на окраине стоял первый украинский блокпост, и вот такое чувство, когда я увидела этих ребят, у меня просто сжалось сердце. Они попросили документы, а я открыла бардачок, я не была готова к этому, мне было что-то нужно им дать. У меня там лежал пакет конфет, и я этому молодому парню отдала этот пакет конфет. А он зашел с другой стороны автомобиля, подошел ко мне, говорит: а ничего не будет? Я говорю: ребята, ничего не будет, это же от самого сердца, от самого. Вы даже не представляете, как мы долго ехали к вам дышать этим воздухом, а не тем, который остался там, вот в этом городе» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

Сейчас память войны воплотилась в руинах, в сгоревшей военной технике, в могилах. «…Первый раз я возвращалась в первой декаде сентября месяца через Россию. Доехала до Гуково. Затем там проверка. Пешком через нейтральную полосу к бывшему пункту пропуска Червонопартизанск. Картина не из, так сказать, не из приятных, очень тревожная такая. Я 30 лет прожила в Свердловске, я эти места хорошо знаю. Во-первых, руины здания женской тюрьмы, которая находится буквально, находилась тогда на территории Украины рядом с пунктами пропуска - государственным пограничным и таможенным. Там находились в небольшом вагончике эти ополченцы. А дорога очень повреждена, а на обочинах стояла техника, много техники. Танки, бронетранспортеры. Где-то 5-6, наверно, обгоревших. И находится небольшой знак, установленный. Фамилия, имя, отчество. Такому-то казаку. И с этой ленточкой» (П.Т., жен., 58 лет, музейный работник, пос. Новопсков, 09.06.2015 г.).

Что произошло с Луганском?

Один из респондентов выразился очень ёмко – там пропала энергетика большого города.

«Повседневная жизнь, безусловно, изменилась. Есть такая штука, как энергетика большого города. Луганск не очень большой город, но больше Старобельска. Там, допустим, 19 тысяч, а в Луганске 400 тысяч. Она подспудно как-то влияет на человека, одним она в тягость, других она наоборот стимулирует. Вот эта энергетика большого города, мне кажется, она пропала. Потому что там уже вечером никого нет. Потом, многое там закрыто» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

В Луганске изменилась сама моральная атмосфера, что у некоторых респондентов вызывает грусть. «Когда я ехал в Луганск у меня ощущение какое-то печали появилось. Я всегда считал Луганск своим городом, мне там было уютно. Я приезжаю сюда, я понимаю, что сейчас уже так не пройдёшься по нему, не позвонишь там другу своему, с которым можно встретится там, пообщаться. Я ездил на работу, у меня была хорошая работа, у меня была всё как-бы. Всё отлично было: семья счастлива, работа, всё. Что ещё нужно человеку? Сейчас как бы я иду, да, таких очевидных следов каких-то военных действий не было, но иногда идёшь, идёшь и такое ощущение, как будто ничего не происходило. А потом ты вспоминаешь, зачем ты приехал. Я приехал за вещами. А поворачиваешься влево, а там стоит дом и стёкла все выбиты, и ты понимаешь, что Луганска, которым ты его знал, уже, наверно, и не будет. Даже если он опять вернётся в Украину, на что я очень надеюсь, всё равно умы людей не поменяешь. У многих останутся, всё равно останутся какие-то ассоциации, какие-то воспоминания, какие-то жуткие воспоминания» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Правда, посетители Луганска видят и взаимопомощь жителей, которой раньше не было. «Ні від кого я не почула, що жить ні за шо, нема пенсії, їсти нічого. Вони нібито зібралися в один єдиний такий кулачок і вони намагаються все це пережити. Якось жили та й жили, а тут раптом от таке лихо. І я зрозуміла, що виживали вони завдяки тому, що спілкувались з сусідами, з сусідами, які разом на вулиці жили, І вони зараз спілкуються з тими, кого й не знали навіть як звати» (П.Т., жен., 48 лет, учительница, пос. Троицкое, 10.05.2015г.).

Луганчан беспокоит разделение на тех, кто остался и на тех, кто выехал. Те, кто вопреки всему остался, испытывают гордость страдальцев. Выехавшие не всегда их понимают, а часть выехавших считает оставшихся предателями. «Я вот до 1-го августа был там, воды не было, света не было, в моем доме, например. Понятно, что стреляли, что это такая экстремальная ситуация. А потом, когда уже наладилось, вода была, свет был, продукты были, в принципе люди уже могли более-менее нормально жить. А вот настроения изменились. Вот я заметил такую вещь, что те люди, которые были там, и люди, которые находятся здесь, они уже по-разному воспринимают ситуацию. Они уже, даже, если они не хотят находиться в конфронтации, но такая конфронтация появляется. Вот они уже говорят: «У нас, у вас». И даже люди, которые без всяких предубеждений политических. Я пытаюсь погасить в себе стремления осуждать их, но такое стремление возникает. …У тех людей, которые уехали оттуда, появились максимально радикальные настроения по отношению к тем, кто остался: «Вот, если он там остался… значит, почему не выехал». Я говорю: «Ну, даже, люди в годы Великой Отечественной войны оставались на оккупированной территории, но никто же из них, за то, что они оставались, никто же им не говорил – почему вы не выехали? Их же не всех сажали в тюрьму. Не считали людьми второго сорта. Даже, вот, к примеру, зашли немцы в Луганск, власть ушла советская, армия ушла, зарплату никто не платит, но жить-то на что-то надо. И если они там работали, зарабатывали какие-то деньги». Люди же общаются между собой. И это вызывает ответную реакцию. Я даже знаю людей, которые общались и были приятелями, но в процессе вот этих дискуссий, которые продолжаются месяцами, они уже стали по разные стороны баррикад» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Жители Луганска заняли разные политические позиции, что ведет к разрыву между давними знакомыми. «А вот есть у меня знакомые, которые, к примеру, поддерживают, они хотят, чтобы Путин был их президентом. Ну, я не могу запретить им так думать. Хочешь думать - думай. Едь тогда в Россию, живи. Я с ними общаюсь. Это твоё личное мнение. Нравится тебе Путин-президент, едь в Россию живи, мать забирай туда, вези всё там это. Я не перестану с ним общаться, это его право. Он хочет, пусть едет. Но если он берёт в руки автомат и идёт, вчера к которому он улыбался человеку в лицо и уверял его в дружбе, товариществе и кричал там, что в Украине стало жить лучше, стало веселее, а сегодня совсем по-другому говорит. С таки людьми конечно я прекратил своё общение» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Правда, наши респонденты высказывали предположение, что политические позиции не всегда настоящие. Часто это мимикрия, приспособление к окружающей среде. «И я более чем уверен, если завтра Нацгвардия зайдёт в Луганск, он сразу изменит своё мнение на старое мнение, потому что им завладеет просто-напросто инстинкт самосохранения. Ну, возможно, большинство людей так просто, за счёт инстинкта самосохранения так и говорит. Вот, многие даже бояться просто, а некоторым просто нет выхода» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Травматический опыт кризиса и войны

Общественной травмой стало уже жестокое противостояние на Майдане, которое поколебало устоявшие представление о допустимом и недопустимом. «…Когда мои сослуживцы стояли на Майдане, защищая интересы, скажем так, одного человека, и когда их жгли, скажем так, у меня есть знакомые, которые в 22 года, я не представлю, что с ними будет дальше в жизни, потому что у них нет лица там и так далее и тому подобное. Плюс — это психологическая травма, скажем так. Как люди после Афганистана возвращались, люди возвращались после Киева, не понимая, как я стою в форме, в меня имеет право кто-то кинуть камнем, и я не могу ответить» (В.Д., муж., 25 лет, менеджер по продажам, г. Старобельск, 03.02.2015 г.).

Что произошло с Луганском?

Один из респондентов выразился очень ёмко – там пропала энергетика большого города. «Повседневная жизнь, безусловно, изменилась. Есть такая штука, как энергетика большого города. Луганск не очень большой город, но больше Старобельска. Там, допустим, 19 тысяч, а в Луганске 400 тысяч. Она подспудно как-то влияет на человека, одним она в тягость, других она наоборот стимулирует. Вот эта энергетика большого города, мне кажется, она пропала. Потому что там уже вечером никого нет. Потом, многое там закрыто» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Беженцы

Украинские средства массовой информации не так давно распространили сообщение о том, что согласно данным управления верховного комиссара ООН по делам беженцев, по состоянию на 16 апреля 2015 г. 800 тысяч 961 украинец подал запрос на получение убежища, разрешения на проживание или другого легального статуса в соседних странах. Почти 660 тысяч человек официально зарегистрировались в России, еще 81 тысяча - в Беларуси. Количество людей, которые выехали из Донбасса в другие регионы Украины, до 15 апреля достигло 1 миллиона 228 тысяч (Количество беженцев с Донбасса превысило 2 миллиона – ООН).

У каждого из этих людей своя история. Но всех их выгнал из своих домов страх. Страх лишиться жизни. Страх потерять свободу. Их выгнала из своего города невозможность зарабатывать на жизнь. Один из луганских беженцев рассказывает, как у его семьи созрело такое решение. «…Тут рядом все взрывалось. На Заречном и даже ближе, у нас в районе церкви. Тут полкилометра. И перспектив особо таких положительных не виделось. Поэтому и решили уехать» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.).

Некоторые начали испытывать страх еще до того, как столкнулись с реальной опасностью. «Населенный пункт мы покинули 3 июля, да, наш город Первомайск. В Первомайске мы жили счастливо и поживали хорошо, но когда узнали, что на нас наступает, не знаем как сказать, Нацгвардия или кто там, мы стали как-то, не знаю я… Страшно нам стало и мы покинули Первомайск 3 июля» (М.В.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.). Эти страхи формировали слухи. «Одна девочка поехала в Киев поступать. Они сразу спросили: «Вы откуда?», а она говорит: «С Луганской области», а они ей: «Вот езжайте домой и готовьте себе гробы!». Вот так ответили в Киеве» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

Беженец из Луганска по этому поводу выразился следующим образом: «Информацию в первую очередь такую предоставляют телевидение, радио и другие источники. Людям проще верить в то, что они слышат и видят, чем в то, чего они не видят, о чем им нужно подумать, проанализировать, сделать для себя выводы. Вот им говорят, что это черное, да это черное. Никто не будет думать о том, что есть оттенки» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.).

После августа 2014 г. жители оккупированных территорий Донбасса оставляли свои дома по причине невозможности найти в своих городах заработок. «Я приехал два месяца назад из города Луганска. Приехал потому, что в городе нет работы, которая оплачиваемая. На жизнь, на существование нет денег. Приехал сюда. Тут у меня находятся родственники, которые позвали, где можно пока временно остановиться и пожить. Приехал на автобусе через Россию, через Керчь. У нас закрыта Украина. Мы выехать из города Луганска не можем без пропуска» (С.К., муж., 39 лет, безработный, г. Феодосия, 30.03.2015 г.).

Чаще всего люди выезжают туда, где у них есть родственники, друзья или знакомые. «Добирались мы очень долго. Ехали через блокпосты, все блокпосты нас проверяли очень тщательно. Люди были вооруженные, останавливали, проверяли все сумки. Мы доехали до Харькова, в Харькове мы пересели, купили билет и пересели на симферопольский поезд. Приехали в город Феодосию. Здесь у нас проживают родственники, которые нас встретили очень приветливо и поселили у себя» (О.К.Л., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.). Респондент, например, говорит, что приехал в Киев, «потому что тут родственники, сестра у меня тут, племянник, племянница. Было к кому ехать, у кого побыть какое-то время» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.). Некоторые молодые люди оставили Луганск, чтобы в условиях войны быть со своими родителями. «Этот год я достаточно тяжело пережила. Так как я после университета обосновалась полностью в Луганске, эти все события достаточно меня затронули. Когда разделение области идет. Родители здесь, а я там. Очень морально тяжело было, несмотря на любимый город, полюбившийся со студенческих времен, в котором я решила остаться. И когда шло разделение и выбор между тем, быть городским жителем либо все-таки вернуться в район, в деревню, я выбрала быть с родителями, быть с близкими людьми, быть рядом с ними» (Ж.Т., жен., 24 года, психолог в школе, пос. Троицкое, 18.02.2015 г.).

Главные проблемы для беженцев – найти жилье и работу. Работу упоминают респонденты в первую очередь. Особенно сложно её найти тем, кто уехал в Крым или Россию. «Жители Луганска и Донецка не имеют гражданства России. На работу устроиться невозможно без гражданства» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.). «Мы, как беженцы, никому мы не нужны ни на Украине, ни здесь в России. Работы здесь много, но везде нужно гражданство. Без гражданства ты никто» (С.К., муж., 39 лет, безработный, г. Феодосия, 30.03.2015 г.). «Нигде не принимают здесь – ни в Москве, ни в Московской области – нигде не принимают здесь без разрешения на работу. Регистрацию надо делать, чтобы проживать. Ну как, нам дают здесь 90 дней, потом можно продлить на 180, но регистрация все-равно должна быть. Нужно делать регистрацию, 90 дней мы можем быть, но потом нужно нам пересекать границу. Можно пересечь границу и все. Туда и назад. Нужно, чтобы у тебя была иммиграционная с какого числа. Вот, например, мы приехали, 3 месяца мы здесь пробыли, теперь нам надо поехать домой, пересечь границу. Я могу вот даже поехать в Харьков и вечером вернуться из Харькова опять в Москву» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

Успех поиска работы для тех, кто выехал из Донбасса в другие области Украины, во многом зависит от наличия хороших знакомых. «У меня были люди в Киеве, к которым можно было обратиться. Ну вот они помогли с работой в течение, по-моему, 10 дней, где-то так. Может, чуть больше, может, чуть меньше. Ну, а так, в принципе, искали в интернете и ездили на собеседования. В принципе найти можно работу, может быть не так просто и не такую, как хотелось бы. И заработок… Но найти можно, если постараться, если захотеть. Многие люди, которые ехали из Луганска и из области нашли себе применение» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.).

В Крыму и России люди пытаются получить вид на жительство, что требует преодоления множества бюрократических препон. «Чтобы попасть в миграционную службу люди дежурят. Дежурили, ну, как бы по часам, распределялись и приходили на сверку, на перекличку, чтобы очередь не нарушалась» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.).

Беженцы в Украине сталкивались и с желанием местных жителей отгородиться от их проблем. Наш респондент очень осторожно подбирает слова, говоря об этом. «Немножко было какое-то отношение такое к жителям Луганской, Донецкой области… Предвзятое, скажем. Может быть не хотели, потому как не знали, чего ожидать от людей, может быть не хотели еще чего-то. Ну, в общем, не скажу, что со всеми такая ситуация, но пару случаев было. Ну может быть казалось так. Ну, не было такого, что вот: «Мы с вами разговаривать не будем!», но вот как-то так вот чувствовалось… холодок. Хотя вот, с людьми общался, рассказывают, что да, были случаи, когда отказывались разговаривать. Ну, это опять же зависит от человека» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.).

Большинство луганских беженцев думали, что покидают свои дома на короткий срок. «…Нам было удобней и ближе к дому. Мы ехали всего лишь на какой-то месяц! Думали, что это все остановится, все прекратится, все наладится, дальше это все не пойдет, поэтому мы так решили выехать в Крым» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.).

Неустроенность жизни беженцев на новом месте, а часто просто бедственное положение толкали их вернуться в Луганск. Один из наших респондентов рассказывает, что оставил с семьей Луганск, надеясь, что максимум через месяц можно будет вернуться. «Некоторые люди поехали тоже, может быть с такими мыслями, потратили все свои деньги, а другого заработка нет. Проблема с трудоустройством переселенцев она очевидна. И у них нет другого выхода, как вернутся в Луганск. Потому что в Луганске, по крайней мере, у них есть квартира, они могут переночевать. Сейчас зима, извините меня. Пусть не мороз, но извините, плюс четыре. Ты на пляже не поспишь, не полежишь и в палатке не поживёшь. И многие люди возвращаются в Луганск из-за того, что (я там знаю, есть знакомые, которые вернулись) просто, просто-напросто им не остаётся ничего другого. У них некуда пойти. У них нет родственников, которые там могли приютить. Или сказали родственники: извините, но уже у нас нет сил вас терпеть. Такие случаи. И многие люди возвращаются просто из-за того, что им некуда просто больше идти» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Восток – Запад Украины

Практически все респонденты, размышляя об опыте кризиса и войны, затрагивают проблему отношений Востока и Запада Украины. Очевидно, им представляется, что без этого сюжета причины войны в Донбассе понять невозможно. Некоторые прямо объясняют произошедшее конфронтацией между полярными регионами Украины, возлагая главную ответственность на Запад страны. Особенно жестко высказываются респонденты, находившиеся во время интервью в России. «Если честно сказать, Западная Украина нас никогда не любила. Восток. И мы с ней никогда не были вместе. Вот к этому это давно уже шло. Когда-то это должно быть. Я думаю, что это готовилось уже давно, не первый год к этому шло» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

У жителей Донбасса есть друзья в Галичине. Но даже друзья восприняли события последнего года по-разному. «Опять же такие же действия: захват государственных учреждений, поджоги. В Ивано-Франковске у меня приятель живет. Там же управление СБУ сожгли дотла. Вот они сожгли, а потом мне звонят из Ивано-Франковска: «А що ж це у вас здание захватили в Луганске?» У нас захватили, но у вас же сожгли. «Нет, ну у нас как сожгли? По делу. А вы захватили не по делу, мы же боролись…» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Жители Луганщины уверены, что в стране нельзя добиться взаимопонимания через унификацию мышления. «Не сможем мы. Мы же не так мыслим, как люди Западной Украины. И люди из Западной Украины не смогут мыслить так, как мы. Не смогут. Потому что у нас это веками создавалось. Веками мы на этом воспитывались. Но, если для них герой Бандера, мы его не очень-то знали. Мы знаем о краснодонцах, о молодогвардейцах. Мы на этом воспитывались. Для нас Ульяна Громова, Валентин Котиков или, скажем, забыла фамилию… для нас это было вообще все» (И. В., жен., 61 год, госслужащая, пос. Троицкое, 25.02.2015 г.). «Я вам скажу, что в нашем регионе очень трудно будет сформировать положительное отношение к национально-освободительному движению в Украине. Не то, что у людей старшего поколения, а даже у подрастающего поколения. (Пауза) У меня есть ученик, которому я пытаюсь приводить факты, как-то аргументировать. Но явно в семье у него негативная установка по отношению к этим событиям, явлениям. И он глухой стеной отгораживается и остается на прежних позициях» (П. С., муж., 54 года, учитель, г. Старобельск, 08.02.2015 г.).

Мнения о Западной Украине редко опираются на личный опыт. Те же, кто бывал в тех местах, высказываются двойственно. Что-то их задело и не понравилось, а что-то показалось достойным наследования. «Тогда такие платья кримпленовые только вошли в моду. В магазине я прошу продавщицу – подайте платье, а она не подает. Мужу говорит: «Це ваша жінка? Хай підійде візьме». Мне даже не подали. Но мне нравится очень в Западной Украине отношение к умершим, память умерших. Пришли мы на кладбище помянуть, мужа там отец похоронен. Какая чистота, какой порядок! Настолько там порядок, настолько там все сделано по-человечески и с любовью! У нас такого нет. Вот это у нас не привито» (И. В., жен., 61 год, госслужащая, пос. Троицкое, 25.02.2015 г.).

Отношение к России

Для жителей Луганщины не нужно доказывать участие России в войне на Донбассе. Оно для них в буквальном значении слова очевидно. «Я считаю, что мы имеем дело с четко выраженной агрессией со стороны Российской Федерации по отношению к Украине. Я однозначно эту агрессию осуждаю» (П. С., муж., 54 года, учитель, г. Старобельск, 08.02.2015 г.). Однако, отношение к России как к стране и отношение к русским как к народу в основе остается дружественным. Хочу подчеркнуть это особо. На Востоке Украины гражданская верность Украине не означает отрицания русской культуры и русских как этнически близкого народа. «Больно, обидно, досадно. Я понимаю, что у каждого народа должны быть свои ценности. Они у нас есть, у каждого из нас. Ну, настолько мы воспитаны, вот наше поколение и старше меня, что мы слишком воспитаны тем периодом, самые лучшие годы, советское время. И настолько наши государства переплелись. Вот у меня очень много родственников в России. У меня родственники на Украине. Я всех люблю. Но разделить нас… Мне настолько больно, что я не могу увидеть родственников в России. Что я не могу к ним приехать, и они ко мне не приедут. Это страшно. Это неправильно. Что бы там не говорили, как не называли наши области, мы не сепаратисты, нет. Я за то, чтобы у нас было единое государство. Не надо нам ни ЛНР, ни ДНР» (И. В., жен., 61 год, госслужащая, пос. Троицкое, 25.02.2015 г.).

В последнее время в Луганск легче попасть через Россию. В некоторые периоды такой путь становится единственно возможным. Люди об увиденном на этом пути стараются говорить объективно. «Що стосується Росії, ну буду говорить так, як є. Коли сталося це горе, це для мене дійсно було горе, коли померла тітка, то до Луганську я уже діставалася, як могла. Тобто через Дьоміно виїхала на Волуйки, а далі з Волуйок – Вейделівка, після Вейделівки – Ахтирка, після Ахтирки Россош, це вже Воронезька область, а далі уже стемніло, я не бачила, що ми там проїздили, але то вже там розпочався Ростовський автобан. Ну те, що я спостерігала, поки ще не стемніло, я можу сказати, що в Росії люди живуть зажиточно і це не якісь там випадкові факти. Коли під’їжджаєш до населеного пункту, то він увесь населений пункт, як картинка – добротні будинки, все охайно, ухожено, видно що техніка там, то не така техніка, яку витягли із металобрухту, а часна ну чи там для господарів. І головне, що цей добробут людей, це є правдою, є політикою держави» (Т.А., жен., 48 лет, учительница, пос. Троицкое, 10.05.2015г.).

В то время, когда из России военнослужащие и добровольцы едут в Донбасс и убивают украинских граждан, часть жителей Донбасса как беженцы уехали в Россию. И там они встречаются с сочувствием простых россиян. И это – тоже часть безумной правды нашего времени. «Хорошо относятся и с пониманием. Тоже переживают за нас, потому что Россия и Украина - это как сестры, как братья. У каждого живет кто-то на Украине, у каждого кто-то живет в России. Все переживают и в церковь тоже ходят, и молятся, чтобы прекратилась эта воина у нас» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

На рациональном уровне жители Донбасса понимают, что и межгосударственные отношения Украины и России рано или поздно придется нормализовать. «Быстрее закончить военные действия, как мне кажется, да и не кажется – я уверен в этом. Ну а потом восстанавливать экономику, хотя бы пытаться. То, что разрушено – восстановить, ну и налаживать связи какие-то: экономические, политические с Европой и с Россией. Потому что все равно это события временные и они когда-то закончатся, а жить дальше надо будет. Ну вот такая ситуация с Россией, а завтра она может измениться. Так всегда было в истории, всегда будет» (В.В., муж., 41 год, предприниматель, г. Киев, 14.09.2014 г.).

Кто виноват и что делать?

Основную ответственность за кризис и войну наши респонденты возлагают на власть имущих своей станы. Именно у них отказал государственнический инстинкт, носителем которого в большей мере стал народ. «В первую очередь виноваты правители. Народ-то тоже. Есть французская пословица, по-моему, которая говорит: народ всегда прав, кроме тех случаев, в которых он ошибается. Я думаю, что народ, простые люди, они должны работать, соблюдать законы и платить налоги, и это их обязанность. А правители, у них гораздо больше ответственности и обязанностей. Есть ответственность за государство. Я после этих событий уже абсолютно иначе воспринимаю слово «государство», «держава». Раньше у нас были ассоциации с Коммунистической партией. А сейчас понятно, что государство у нас не идеальное, но отсутствие государственности вообще оборачивается большой бедой для всех» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Люди считают, что новая власть в Киеве повела себя экстремистски, угрожая культурной идентичности их региона. Один из респондентов обращается к националистическим деятелям: «Почему вы всегда опираетесь на административные методы? Можно же иначе утверждать украинское. Развивать культуру, музыку. И сейчас время другое, сейчас рыночная экономика и, если покупают, значит, покупают и преференции со стороны государства должны помогать деятелям украинской культуры» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Особое внимание наши респонденты обращали на проблему русского языка. «Для мене, ну, дивно, а можливо навіть трішки страшно те, що зараз ми про це мало говоримо, але пройде років 10-20, буде написана історія того, що пережили. Дай Бог, щоб вона була правдивою і об’єктивною. І в цій історії, причина, яка призвела до цієї такої химерної війни, буде вказана: російська мова. Тяжко це усвідомлювати, що поняття таке суто гуманітарне призвело до таких антигуманних подій. І, як говорять, Бог суддя тим, хто все це розпочав, але, можливо я помиляюся, але чомусь маю впевненість у тому, що не треба було розривати ті зв’язки, економічні насамперед, які в нас були з нашим східним сусідом, там проклятим окупантам, з Росією» (П.Т., жен., 48 лет, учительница, пос. Троицкое, 10.05.2015г.). «Вот, знаете, мне казалось, что катализатором для всех этих событий послужило то, что, когда пришла новая власть, они очень радикально начали всё менять. Очень радикально, причём начали менять почему-то сразу здесь. Именно радикально, то есть везде всё нормально там чуть-чуть, там тех сместили, тех поставили новых людей, а здесь конкретно хотели радикально всё изменять. Ну, так нельзя делать. И за счёт этого они просто сделали подарок тем людям, которые хотели сделать эту всю заварушку. Просто нельзя было так радикально всё менять. Я имею в виду вот убрать полностью русский язык, то сё. Это всё равно, что вот была полная русификация Украины при царе, когда украинский язык запрещали…» (Н.А., муж., 29 лет, специалист по продажам, г. Старобельск, 04.02.2015 г.).

Легитимность власти ставит под сомнение её неуважение к культурной специфике региона. К тому же власть подыгрывала негативным тенденциям в народной среде, а не стимулировала диалог для взаимопонимания. «Я общался просто с теми, кто остался. Тут еще такая вещь как пророссийскость. Они же не говорили, что Украина или Донбасс должны присоединиться к России. Такой мысли среди мыслящих людей, с которыми я общался, ни у кого не было. И я думаю, вот пророссийскость, она проявлялась в том, что люди говорили, допустим, в Луганске, что русский язык - их родной язык. Они хотят говорить на родном языке. Они не хотят, чтобы им указывали, какими они должны быть. Это у нас в крови. Мы же не англичане, мы же не можем как у англичан. Я смотрел недавно фильм Познера и Урганта «Англия в общем и в частности», 10 серий. Есть серия фильмов про Америку, Францию, Англию. И вот они говорят, что англичанам очень важна их автономность. И чтобы никто ему не указывал, как ему жить и что ему делать. А у нас, мы же готовы растерзать человека, который думает иначе. Локк еще сказал, что демократия будет тогда, когда мы перестанем воспринимать инакомыслие, как угрозу собственному существованию. Нам кажется, что человек, который думает иначе, он опасен, я с ним в лучшем случае общаться не буду, а по-хорошему его можно и жизни лишить. Ну, у нас же Восток Украины хочет, чтобы на Западе думали, как на Востоке и наоборот. Ну, я утрирую ситуацию, но по большому счету так. Потом вот эта вот пророссийскость вылилась в такое. Ну, опять же, русский язык ни в чем не виноват, и культура, да и русский народ тоже. Я говорю, мы же живем рядом, мы же никуда не денемся. Как бы Белгород, Ростов, Воронеж рядом, это же никуда не денется. Потом, надо учитывать, что русские здесь есть и русскоязычное население» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Все наши респонденты согласны с тем, что в Украине должны обеспечиваться права граждан, независимо от их этнического происхождения и родного языка. Это – базовый ценностный консенсус нашего региона. На этом держится и чувство гражданственности. Если этот консенсус оказывается под угрозой, то с ним под угрозой оказывается и чувство гражданственности. «…Гражданином Украины я чувствую себя в полной мере. Но такой Украины, которая будет родной матерью, для всех, несмотря на то, кто ты украинец, русский, еврей. Если ты гражданин Украины, значит, у тебя есть паспорт. Права, такие, как у всех, обязанности, такие, как у всех. Ни больше, ни меньше» (В.Л., муж. 62 года, преподаватель университета, Старобельск, 2.02.2015 г.).

Наибольший разнобой между респондентами возникает по поводу будущего устройства Украины и места в ней Донбасса. Некоторые наши собеседники решительно выступали против федерализации страны. «Может быть, как и любой гражданин Украины, я не во всем поддерживаю действия нашего правительства, нашего Президента. Но, на данный момент, на данном историческом этапе, я считаю, что все граждане Украины должны объединиться вокруг правительства и вокруг Президента. В первую очередь мы должны отстоять свою государственную независимость, территориальную целостность, и потом уже, в условиях мирного времени, мы должны решать все наши острые внутренние проблемы. И в том числе, борьбу с коррупцией разворачивать, в том числе мы должны бороться и говорить об опасности радикального нашего национализма. Потому, что Украина – это многонациональное государство. И представители всех национальностей должны себя чувствовать комфортно. Права культурные, национальные всех граждан Украины должны быть защищены. Если говорить о федерализации, как проекте, сам по себе проект федерализации имеет право на существование. Имеет право быть объектом дискуссии. Мы должны обсудить, что он нам может дать. Но в данной исторической ситуации, насколько я понимаю, федерализация превратится в феодализацию. На том уровне развития нашего гражданского общества, которое мы имеем, мы получим княжества отдельные, в которых местные элиты будут безраздельно господствовать. Я принимал участие в распространении вот этих анкет, социологического опроса. Когда я подхожу к людям, и прошу их, пожалуйста, вот вам анонимная анкета, ответьте, как вы видите нынешнюю ситуацию, какие ваши взгляды на будущее, люди реально боятся ответить на анонимную анкету. Тогда возникает вопрос, как эти люди, запуганные, боящиеся, смогут повлиять на представителей, допустим, криминалитета, которые смогут прорваться к власти в этих субъектах федерации. Как центральная власть сможет защитить своих граждан от произвола местной элиты на местах. Никак. Мы видим на примере оккупированных территорий Луганской и Донецкой областей, что это территория бесправия, беззакония и абсолютного произвола, где ни гражданские права, ни политические, ни социально-экономические права граждан не защищены никоим образом. Это власть криминалитета. Поэтому я категорически выступаю против федерализации Украины в любой форме. Мы уже видели на примере Крыма, к чему привела даже автономия. К тому, что под прикрытием автономии сформировали сепаратистские настроения. Действовали партии сепаратистские, такие там, как Родина, Русский собор, Русское единство и т.д. И это привело к тому, что часть территории уже аннексирована Российской Федерацией. Часть Донецкой и Луганской области оккупирована. Это привело к тому, что часть населения Луганской и Донецкой областей воспринимают вообще Украину и Киев, как нечто глубоко враждебное. Украинцев воспринимают как вражеский народ. Я считаю, что в создавшихся условиях нам нужно сохранить унитарное государство. Нужно отстоять территориальную целостность, государственную независимость. А потом уже решать внутренние вопросы. Когда-то, во времена украино-польской войны, в 1920-м году, когда руководство Красной Армии надеялось на восстание польских рабочих и крестьян против своей власти, поляки очень хорошо ответили: «Сначала Польша, а потом разберемся какая». То есть сначала мы отстоим национальную независимость Польши, а потом будем заниматься внутренним обустройством. Я думаю, украинцам нужно вспомнить этот лозунг. Сначала Украина, государство, потом будем заниматься внутренним обустройством» (П. С., муж., 54 года, учитель, г. Старобельск, 08.02.2015 г.).

Наши данные свидетельствуют о существенных отличиях в представлениях о выходе из кризиса между теми, кто находится на подконтрольной украинской власти территории, и теми, кто оказался на территории оккупированной. У последних существуют надежды на особый статус Донбасса. «Наверное, Донбасс уже не сможет быть, вернее, как быть, он сможет быть в составе Украины, но быть отдельным государством. Наверно, отдельной частью быть, чтобы правительство было свое и какие-то как бы договоренности. Все это должно быть с Украиной, границы свои быть и все остальное. Но пенсии и зарплаты, которые должна Украина людям выплатить, это все должна выплатить Украина» (О.К., жен., 40 лет, безработная, г. Феодосия, 01.04.2015 г.). «Можно выйти из глухого угла, если дать полностью автономию Донбассу. Уже возврата нет. Силой тут уже не получится. Сильно много смертей уже и с той, и с той стороны. Назад пути нет. Только полную автономию дать или чтоб ЛНР забрала Россия, чтоб прекратить это кровопролитие» (С.К., муж., 39 лет, безработный, г. Феодосия, 30.03.2015 г.).

Если в Украине политический дискурс развивается и мнения людей отличаются динамизмом, то респонденты, оказавшиеся в российской среде, сохранили приверженность старым стереотипам желаемого обустройства страны. «Власть нам надо хорошую! Президента, чтобы он, типа, как в Белоруссии Лукашенко, чтобы он все держал в своих руках, а не то, что ему диктует Америка и он подчиняется и все это делает, ждет подачки от Америки. Такая страна Украина! Такое государство большое, и, я не знаю… Россия не нужна, те не нужны, Америка только нужна. А для чего она нужна? Вот эту войну… не знаю даже, не могу объяснить» (М.В., жен., 41 год, работник коммунальных служб, г. Москва, 17.09.2014 г.).

Выводы

О чем же свидетельствует эта разноголосица, которую мы хотели представить максимально полно, не перебивая её поспешными комментариями?

Во всяком случае она не дает оснований говорить о разрушении того духовного образования, которое сложилось в Донбассе.

Жители Луганщины как не принимали, так и не принимают строительства нации на этнических основаниях. Они выступают за равенство всех граждан, независимо от их этнической, языковой и религиозной принадлежности. Это можно считать базовым ценностным консенсусом нашего региона или проектом строительства нации как согражданства. Гражданское чувство у жителей Востока Украины опирается на этот базовый консенсус. Если его пошатнуть, то под угрозой оказывается и оно. Тогда и возникает ситуация, которая порождает явление, которое я назвал «луганским синдромом». В его основе сбой чувства гражданственности у больших масс людей и солидарность с агрессором в поисках экзистенциальной безопасности.

Базовая структура объяснения событий в Украине с конца 2013 г., которая сводится к тому, что в их основе лежит борьба разных групп правящего класса страны, разделяется большинством наших респондентов. В эту борьбу была вовлечена и часть народа. Далее позиции наших собеседников разделяются. Одни акцентируют в первую очередь внимание на опасности неправовых форм протестов для самого государства. Другие же стремились увидеть в протестах надежду на прогрессивные изменения в стране. Особой позицией является поддержка Майдана как выражение морального чувства.

Однако, несмотря на различия в отношениях к Майдану, жители Луганской области связывают в одну причинную цепь события в Киеве и события в Донбассе. Мне не встретились респонденты, которые одобряли бы неправовые действия при решении вопроса о власти той или иной группировкой правящего класса страны. Сама структура этого правящего класса, традиции взаимоотношений в нем представляют угрозу для государства. У властной верхушки отказало государственническое чувство. Более прочным оно оказалось у народа. Но, с другой стороны, мне не встретились респонденты, которые бы сожалели о В. Януковиче. Это касается даже тех респондентов, которые пребывали в Крыму или России.

Восток Украины пережил тяжелейшую травму, с которой его обитателям жить еще очень долго. Эта травма связана с крушением социального порядка, который считали довольно устойчивым. Угрозы явились с тех сторон, откуда их никто не ожидал. Опорные координаты ориентации в мире оказались шаткими и ненадежными. Травма нашла выражения и в том, что члены семей, друзья и знакомые оказались по разные стороны конфликта. Чем дольше он длится, тем их опыт все больше и больше отличается. Трудно сказать, как они встретятся, как они будут в будущем относится друг к другу в своих городах, поселках и селах. Не трудно предвидеть непонимание и конфликты между теми, кто остался и теми, кто выехал.

Но один из уроков войны в Донбассе – это контекстуальность человеческого мышления. Люди осмысливают ситуацию с той позиции, в которой они оказались. Они используют те ходы мысли, которые получили распространение в той массовой общности, в которой они живут. И, скажу прямо, весь этот травматический опыт показал склонность огромных масс людей к социальной мимикрии. Они принимают тот облик, который позволяет им наиболее эффективно выжить.

Мимикрия – не наилучшая характеристика для людей. Это как бы их биологизирует, низводит на уровень насекомых. Может быть слабым утешением будет утверждение, что это общемировое явление. И оно связано с переходом ко Второму модерну или к тому, что Зигмунт Бауман назвал «легким капитализмом». В этих условиях правящий класс как бы воспаряет над обществом, а вся ответственность за успехи и неудачи простых людей возлагается на них же. Последние на это отвечают уходом в частную жизнь и игнорированием общественных проблем. Собственно, эти проблемы начинают игнорироваться с двух сторон – правящим классом и простыми людьми. Государственные аппараты вырождаются в комитеты по делам богатых, а простые люди теряют гражданское чувство. Мимикрия и становится инструментом выживания в этих условиях. В Украине стоит удивляться не мимикрии, а тому, сколько людей остались верными своей стране.

Сейчас жители Донбасса по-разному представляют желаемое будущее. Большинство выехавших за единую Украину, а те, кто остался, вынуждены считаться с такой эфемерией как «ЛНР». Поэтому они хотят особых прав своей территории. Это то, что четче всего разделяет жителей Луганщины. Но это - вовсе не свидетельство гибели региональной общности. Сохранение базового ценностного консенсуса позволяет надеяться на её возрождение.

Восстановление единства страны предполагает не надежу на то, что Донбасс как явление исчезнет. Если такая надежда есть у политиканов, то она безосновательная. Центральная власть должна учитывать не только специфику региона, но и те травмы, который он получил в последнее время. И не нужно эти травмы усугублять новыми изобретениями в сфере пропускного режима. Все жители Донбасса должны почувствовать в Украине ту добрую силу, с которой можно надежно связать свое будущее, будущее своих близких и детей.

Илья Кононов, доктор социологических наук, профессор