Гарячі новини

"Сумбур вместо музыки"

В областной филармонии – беда. Артисты недовольны администрацией. Несколько лет назад они просили «избавить» их от директора Юрия Дерского, теперь они борются против нового директора – Веры Геций.

Юрий Дерский в особых представлениях не нуждается: Заслуженный деятель искусств Украины, профессор, завкафедрой музыкального искусства эстрады Луганского государственного института культуры и искусств. Музыкант, композитор, руководитель детского театра эстрады «Форте-Маэстро», студии «Центр D». Лично я не большой поклонник его творчества, но то, что он делает на сцене, – профессионально. О нем как об администраторе говорит и тот факт, что «Форте-Маэстро» и «Центр D» существуют много лет.

История прихода и ухода из филармонии Юрия Яковлевича Дерского, на наш взгляд, интересна самым широким кругам читателей. В числе прочего он говорит и о неприглядных сторонах жизни филармонии.

Если у кого-то после этого интервью исчезнет желание ходить в филармонию, не спешите винить нас. Артисты сами в комментариях к статьям в Интернете вываливают такие подробности, что диву даешься. Сильное впечатление оставляет эпизод о том, как один музыкант академического симфонического оркестра в пьяном виде искусал другого. И это, как говорится, только присказка, не сказка.

– Филармония для вас, эстрадного артиста, была новым миром, Юрий Яковлевич?

– В первый раз я пришел туда работать в 1982 году, у меня был коллектив «Альма-матер» (потом он назывался «Росы»), мы играли классику в рок-обработках. Это была единственная в Советском Союзе рок-группа, которая  имела высшую камерную тарификацию. Ее получают артисты симфонического оркестра, лектория – это означает признание высшей степени профессионализма. Потом из Луганской филармонии я перешел в Донецк, потом в Москонцерт…

Основная задача филармонии – развивать культуру, показывать высокие образцы искусства. Что мы имеем, когда приезжает симфонический оркестр в школу? В частности, Юрий Черницов – я миллион раз ему это ставил на вид! – носит свой фрак в чехле вместе с контрабасом. У него на спине струны отпечатываются! Когда ученики видят это, – у них остается впечатление чего-то высокого, недосягаемого?

У меня была задача поднять филармонию на другой уровень. Я пришел с идеей развивать все направления. Для оркестра я первым делом организовал тур по Европе.

– До этого они же тоже концертировали?

– Да, они концертировали. Но концерты же тоже разные бывают.

С Малюковым Виталием Федоровичем, он был директором филармонии, мы занимались в 1999-2000 годах первыми гастролями симфонического оркестра по Италии. Я согласился на льготных условиях записать оркестр, привез сюда итальянца Сильвано Фронталини – условием было, что он сделает гастроли в Италию.

– Это когда ездили на Сицилию?

– Именно. Расскажу эпизод из этой поездки. За день до концерта господин Черницов, находясь в неадекватном состоянии, роняет свой контрабас и отбивает на нем голову. И с таким инструментом он, «великий исполнитель», выходит на сцену в составе «Европейского симфонического оркестра ди Луганск». И выходит этот «ди Луганск», у которого струны на спине отпечатались и на контрабасе нету башки. На чем держатся струны? Как он их строит? А раз инструмент не настроен, то зачем мы тогда говорим, что контрабасовая группа – самая главная?

И когда в городе Кальтаджироне на Сицилии они играли перед мэром и выходит контрабас в помятом фраке и с отбитой головой у инструмента, сидит пьяная первая скрипка (я не буду называть фамилию первой скрипки в той поездке), у трубача на первой же ноте вырывает клапан и он летит чуть ли не в глаз мэру… а, видя все это, директор филармонии Малюков не фигурально выражаясь, а по-настоящему сползает с кресла… – это надо было видеть. Видео, кстати, есть.

Я не говорю уже о том, что где только можно было, люди ночевали в автобусе – им нужно было заработать лишние три копейки: «Мы не будем ночевать в гостинице – за ночной переезд нам платят по 5 евро».

– Ну, может, это говорит об уровне доходов артистов…

– Это говорит об уважении к самим себе. А если люди не уважают себя, они будут уважать ту работу, которой они занимаются? Они выкладываться никогда не будут. Артист должен быть отдохнувшим, вылощенным, он должен на сцену выходить как новая копейка.

Поэтому, когда я сделал тур по Европе, моим условием было: ни одного ночлега в автобусе. Везде завтраки. И там проявили себя! Они на эти шведские столы стали кидаться, как пираньи на жертву. Они собирали себе на обед, на ужин, на завтрак…

А у них были залы 1,5 тысячи, 2 тысячи мест. Даже Фронталини таких залов давать не мог.

– И все же вы не сработались с коллективом филармонии. Сейчас у артистов идет конфликт с новым директором – Верой Геций. Очень хочется понять, почему так происходит.

– Да, я не захотел работать с этими людьми. Почему? Давайте посмотрим на историю. Был директор филармонии Мартынов, который пригласил на работу в Луганск Леонтьева, при котором за малым не стал артистом луганской филармонии Серов. Филармония славилась.

– Это говорит об авторитете руководителя.

– Но симфонический оркестр его сожрал. Потому что он был «не такой». На его место пришел Лобко. Великолепный хозяйственник, интеллигентный человек, жесткий в управлении. Свалили и его.
Уходит Лобко – на его место приходит Малюков. Сказать, что Малюков был «левым» директором филармонии?.. – Он бывший кустовой администратор, который знал филармонию от начала до конца. Он легко руководил любым цехом. Малюков им сделал первую поездку в Италию – «не такой». Аргумент был – «он администратор, не музыкант». Вам нужен музыкант? – Об этом позже.

После Малюкова приходит Кулдыркаев, царство ему небесное. Администратор неплохой, он был мэром Краснодона до этого. Инфраструктура у него работала. Может быть, он не соображал, как составлять симфонические программы, но для этого есть вертикаль. Должен работать концертный отдел, художественный совет, художественный руководитель, директор филармонии – тогда филармония будет работать.

– В филармонии вас знали. Как артисты восприняли ваш приход на пост директора вначале?

– Первый, кто пришел меня звать в филармонию, был Юрий Черницов. Он ходил ко мне в студию: «Юр, пошли в филармонию работать!» У меня тогда был (он и сейчас есть) детский театр эстрады «Форте-Маэстро». Он был и детским, и взрослым – разные программы делались. Его структура похожа на филармоническую. Та же бухгалтерия, те же законы о концертной и гастрольной деятельности, то же билетное хозяйство – все то же самое.

Естественно, первое, с чего я начал, – с выстраивания дисциплины.

Каждый из оркестрантов имеет 7-часовый рабочий день: 3 часа – подготовка, 4 часа – работа в группах. Была возможность репетировать – даже во времена разрухи я им нашел помещения, договаривался с Таней Литман (Татьяна Литман – директор Областного дворца культуры, где была «прописана» филармония на время реконструкции ее здания. – «МГ»), Сколько я за ними ни охотился – ничего не вышло. Оркестр возмущался: «У нас такого распорядка никогда не было!»

Некоторые коллективы были просто неуправляемые. Например, ансамбль «Кантабиле», семья Коломойцевых. В октябре у нас идут концерты, приезжают покупатели из Ростова, отовсюду – посмотреть коллективы для новогодних программ. Нету Коломойцева! Нету «Кантабиле»! В больнице лежат, мне сказали. Мы собираем комиссию, едем в больницу. В больнице – нет, дома – нет. Я через таможню узнаю, что они уехали в Китай. Человек отсутствует 4 месяца! Если его переезжает где-то трамвай или какая-нибудь китайская телега, – кто садится в тюрьму? Директор филармонии, который не проконтролировал это все.

–Кстати о распорядке. Многие из музыкантов преподают в музыкальных школах, училищах. Как это сообразуется с работой в филармонии?

– А вот это тоже вопрос. Мне это непонятно. Директора всегда шли навстречу – потому что «артист мало получает». Но опять-таки все взаимосвязано. Артист не развивается, денег в казну не приносит. Поэтому у него зарплата не 5 тысяч, а тысяча. Была бы 5 тысяч – он сидел бы занимался, наигрывал бы ноты. А поскольку нет, он бежит в одну школу, во вторую, а там еще частные уроки… Когда я лично начал проверять Веру Ивановну Андрияненко, каким-то образом у нее оказалось по институтам две с половиной ставки. А как она это совмещает еще и с работой в филармонии? Каким образом это получается?

– Вас самого, помнится, упрекали в том же: что вы, работая директором, еще и преподавали.

– Преподаю, конечно. Преподавал по договору, вопросов нет. Но у меня расписание было выстроено так, что все лекции начинались в 6 часов. А в 6 часов у меня уже конец рабочего дня. Можно поднять расписание за те учебные годы.

– Понятно, что претензии по дисциплине вызвали раздражение. В творческом плане тоже ведь были разногласия.

– Музыканты не знали, хожу я на концерты или нет. Они меня ожидали видеть на директорском месте, а я могу смотреть концерт откуда угодно – из ложи, из-за кулис. И на одном собрании я дал анализ работы оркестра, я рассказал, кто где играет не ту ноту. И понеслось: «Как это так, директор лезет не в свое дело! Он анализирует игру оркестра!» А я сам играю Моцарта, Баха, Гайдна, Свиридова – ноты те же, только инструменты другие. Я имею право говорить о музыке.


Юрий Дерский на эстраде играет классику в современной обработке

– При том, что раньше директора не устраивали, потому что они не музыканты.

– Вот вам пришел музыкант. Естественно, тут же встал вопрос о главном дирижере. Есть закон, который говорит, что иностранный гражданин, нерезидент Украины не может быть главным дирижером филармонического оркестра. Говорят: «Главный дирижер у нас Курт Шмид». – Где это написано? Он никогда им не был, и никогда им не будет.

Кроме того, главным дирижером становятся, победив в конкурсе на замещение вакантной должности. И я этот конкурс объявил. Но Курт Шмид – не дирижер, он кларнетист! Это не лицо оркестра.

– «МГ» писал о конкурсе, я помню, как дирижировал один из участников – Михаил Переплеснин. Мне он понравился.

– Да хороший дирижер! Давайте вспомним дирижеров. Наташа Пономарчук (Наталья Пономарчук, дирижер Луганского симфонического во второй половине 90-х, до последнего времени – многолетний главный дирижер академического симфонического оркестра Днепропетровской областной филармонии, Заслуженный деятель искусств Украины. – «МГ»).

– Дирижировала она замечательно.

– Она потрясный дирижер! Нигматуллин. Да это гений! (Рашид Нигматуллин главный дирижер Луганского симфонического в 1990-96 гг., ныне главный дирижер оркестра Белгородской филармонии (РФ). О диких нравах оркестрантов филармонии можно судить по простодушному рассказу директора оркестра Татьяны Корецкой: «Он всегда и везде подчеркивал свою гениальность и величал себя не иначе как «лучший в мире дирижер». Наши музыканты пытались спустить его с небес на землю, устраивали «темную», а однажды даже попробовали сбить его заносчивость в ванне с холодной водой. Но, увы, ничего не помогало». – «МГ»). Леонов – это гений! (Валерий Леонов, главный дирижер оркестра в 80-х, уехал в США. – «МГ»). Их всех выжили. Потому что их гениальность не позволяла этим ущербным делать то, что они хотят.

– А сейчас Нигматуллина хвалят оркестранты.

– А вы попробуйте верните его назад. Его опять выживут. Причина здесь в том, что люди не хотят работать. Я объявил конкурс внутри оркестра. Молодежь сказала: мы готовы, мы покажем, что мы играем. А вся вот эта группа корифеев, начиная с Черницова, отказалась. Потому что им играть нечего, ресурс исчерпан.

Они пишут письма, ищут правды, – а правда в том, что нужно работать.

И то, что они рассказывают об академичности своей… Академический оркестр должен быть минимум 90 человек. Минимум! От 90 до 120 человек. Он никогда таким не был.

– У нас 70, кажется?

– Был. Сейчас, по-моему, и этого уже нет. Им не выгодно было. Они жили за счет экономии фонда заработной платы. Есть 60 человек, а на оркестр-то идет оплата 90 ставок. И они начинают эти ставки между собой дербанить. И возникают скандалы: кто больше получает, кто меньше. Да там у них такие зарплаты были – и ничего им сделать нельзя!

«Приглашенный дирижер». А зачем приглашенный дирижер? – У нас свой есть. Почему не пригласить Тутевича? (Евгений Тутевич сейчас изредка дирижирует Луганским симфоническим. – «МГ»). Я, кстати, Тутевича сделал главным дирижером. Они его потом выжили.

– Сейчас хвалят и Тутевича.

– Они всех хвалят, кого выжили. Они же ко мне сюда приходили извинялись после того, как я ушел. Этого же никто не знает. Я не буду называть фамилии. Говорят: «Вот жалко… ну, тогда это всё эмоции были» – Нет, это не эмоции, это людская подлость называется.

Но вот когда я объявил конкурс на должность главного дирижера, началась революция: «Курт Шмид нас возит по австриям!» Он вас возит по австриям за баночку йогурта. А из тура, который организовал я, вы привезли нормальную зарплату – за месяц.

– Насчет концерта за баночку йогурта – это образно говоря?

– Образно: банка йогурта стоит 4-5 евро, они за эти деньги работали. Они дешево себя ценят.

– К слову, оркестр окупает свое содержание?

– Это очень правильный вопрос. Расскажу немного о его тарификации и системе оплаты.
Стоимость концерта по тамошней бухгалтерии осталась без изменений с 60-х годов, и составляла 500-600 гривен. Это нонсенс. При том, что сейчас только транспортные расходы на один выезд составляют порядка 1000 гривен.

Я стал выравнивать эту ситуацию, организовывать концерты не за 500, а за 7-8 тысяч гривен. Сами посудите: если оркестр играет в зале на 500 мест, даже по 3 гривни с одного слушателя – это смешно, это копейки. И вот оркестр получает за один концерт оплату 8 тысяч, и говорит, что свой план по выручке он выполнил на два месяца вперед: в плане-то концерты значатся по 500 грн. Соответственно, все, что сверх этого музыканты требуют оплачивать отдельно как… переработку. В том числе плановые концерты в зале филармонии.

Так филармония уходит в минуса.

Вот вы как считаете, оркестр должен деньги приносить? А они начали кричать: «Мы на дотации! Мы не есть прибыльная организация!..» Да, филармония является государственным учреждением для развития культуры, есть воспитательные функции… Но может же она окупать себя? Может. А раз может, значит, должна. Ладно бы возможности не было, но возможность-то есть!

– Вообще-то довольно странно слышать, что концерт оркестра должен приносить 500 гривен. В самой филармонии билет на симфонический концерт стоит 30-40 гривен.

– А есть концерты и по 80, и по 100, по 200-300 гривен. Разного уровня оркестры. На Лондонский симфонический оркестр вообще попасть невозможно. А на Спивакова – 100 долларов билет, и попробуйте попадите. Люди платят эти деньги. Почему? – За качество, за репертуар и за раскрученность. Значит, вот этим нужно заниматься. Логично? Но раз вы этим не занимаетесь, вам этих денег никто никогда не даст. Значит, вы сидите на шее у других. И это неправильно.

Был хороший проект с Сильвано Фронталини – он отказался с этим оркестром работать, его не устроил уровень. Причина понятна: музыканты не повышают свой уровень, а части оркестрантов давно пора на пенсию.

Давайте уходить на пенсию, давайте давать дорогу молодым, давайте вольем свежую кровь, давайте репетировать, новую программу делать. Старый человек неспособен воспринимать информацию. Теряется внимательность, теряется слух. Старое ухо – это старое ухо. Это биоприбор, созданный из белка, и он тоже приходит в негодность.

– Тема новых программ, мне кажется, актуальна в филармонии не только для оркестра. Да и насчет пенсионного возраста…

– Конечно. Есть ансамбль «Киевская Русь». Когда я послушал на худсовете их программу, я говорю его руководителю Фалалееву: «Вить, ты же 20 лет одно и то же играешь. Вот я уходил из филармонии в 1988-89 году и спустя 20 лет – тот же материал». Он обиделся, пошли письма на облгосадминистрацию: «Мешает работать».

А если не делать новую программу, покупатели, которые приезжают, говорят: «Зачем нам 70-е годы?» – Показывать нечего. По сути, остается один коллектив, «Легенда», который кормит всю филармонию, который покупают.

А артист должен не только развиваться, он обязан подтверждать свое мастерство на конкурсах. Вопрос: как Вера Ивановна Андрияненко с двумя конкурсами – Глинки, на котором она стала дипломантом (даже не лауреатом III премии), и званием лауреата II премии на конкурсе Паторжинского – получает звание народной артистки. Если по закону нужно иметь не менее 10 международных конкурсов с I местом. Она получает звание сначала «заслуженного», потом «народного артиста». Как? Вопрос.

Народный? А где ж тот народ, который тебя знает?

Певице в 70 лет ей предложили уйти?.. – Да! Артист – это в первую очередь уровень. И нужно чувствовать грань, когда нужно уходить.

– В принципе, уже довольно понятно, почему в филармонии не захотели такого руководителя.

– Да, сошлись Коломойцев из «Кантабиле», недовольный потому что его с Китаем выщемили, Фалалеев из «Киевской Руси», у которого программа 20-летней давности, Черницов, уволенный сейчас, который тоже был недоволен моими требованиями…

Некоторые просто заручались поддержкой в администрации. Я решил человека уволить, а мне позвонили и сказали: «Оставь его на месте. Он хороший парень, он хорошо проявил себя в комсомоле». Пошли письма, и тогда мне прислали комиссию. Комиссия сказала: финансовых нарушений – ни одного. Развитие – было.


О том, что нарушений не выявлено, члены комиссии рассказали на пресс-конференции в облсовете в мае 2008 г.

…Сделать здоровую атмосферу в филармонии просто. Для этого нужно убрать из коллектива 5-6 человек, которые пытаются создать мнение коллектива в 200 человек. Я могу их назвать по именам: Черницов, первая скрипка Юра Кириченко (Юра Кириченко всю жизнь был серым кардиналом), еще несколько человек. Убрать эту кучку, всё станет на свои места.

Запустить молодых – вот что нужно сделать. Дать репертуар. Дать возможность директору управлять филармонией. Не коллективу управлять директором, а директору – филармонией.

– Расскажите, что вы хотели сделать и что не получилось в итоге?

– Я хотел расширить спектр возможностей филармонии. Нового тут ничего нет. Все филармонии должны иметь, я считаю, и академический жанр, и эстраду.

Задача филармонии – воспитательная функция в области музыкальной культуры. Кто у нас сейчас несет музыкальную культуру в эстраде? Включите телевизор и посмотрете эти бесштанные команды. Значит, мы должны показать такой уровень, чтобы публика сказала: «Вот это здорово! Вот это профессиональный эстрадный певец! Вот это профессиональный академический певец. А вот это профессиональный симфонический оркестр».

То есть каждый цех должен работать профессионально и, развиваться и приносить деньги в филармонию. Работал ведь Валерий Леонтьев при Лобко, при нем работал цирк Кирашовых, лекторий – 5-6 исполнителей, работала группа «Альма-матер» моя, имела союзные гастроли. Это был пласт эстрадной культуры.

И разве было плохо – когда каждый из порядка 40 исполнителей в копилку филармонии вкладывал деньги? Когда исполнители зарабатывают деньги для себя – это плохо? Не скрою, я на одну зарплату после гастролей по Союзу мог купить машину. Это было плохо для артиста? Нет, это было хорошо!

Мне хотелось сделать расширенные большие шоу-программы с симфоническим оркестром. Я езжу по Европе, я вижу, как это делается.

Следующее направление – студия. При филармонии должна была быть студия, которая бы писала все концерты.

Если бы мы все это сделали… Вот выехала команда эстрады. Они выехали, у них есть маршрут, но они-то привозят деньги в филармонию. И эти деньги идут, чтобы сделать симфоническому красивые афиши, чтобы можно было сшить хорошие фраки…

– …обновить инструменты.

– Совершенно верно. Вы знаете, что орган у нас стоит благодаря Леонтьеву? Я думаю, процентов на 80 – это деньги заработанные Валерием Леонтьевым.

– Кассовый артист!

– Да. Но можно было бы сделать и из симфонического кассовую программу. Можно! И Малюков это делал! Он сюда приглашал певцов из «Ла Скала», он приглашал сюда именитых исполнителей. Здесь была Натали Маргарет – солистка Римской оперы.

Может быть Вера (Вера Геций, нынешний директор филармонии. – «МГ») в чем-то жесткая – так она должна такой быть. Работа у нее такая. Если директор будет мямля, его сожрут. Что они уже не раз делали с другими.

– То есть вы считаете, что Вера Геций пытается делать правильные вещи?

– Да. Однозначно. Дисциплина – это правильно? Правильно. Молодых подключать к работе правильно? Обновление репертуара – правильно? Расширение спектра услуг – это правильно? Так что же она плохое делает?

При всем при том я – не друг Веры. Далеко не друг. Но я выступаю как человек, который был первым руководителем в том же звене, и я филармонию знаю лучше, чем она. У нее выхода просто нет. Если она этого не сделает, она ничего не сможет сделать.

– Вот она вроде как планирует в филармонии собрать джазовый ансамбль…

– И хорошо. Коллектив Олега Лундстрема – это филармонический коллектив был. Почему нет?

– Это один из пунктов, которые возмущают оркестрантов.

– Правильно. Когда я привел ансамбль «Субито», которые играли классику – просто на народных инструментах. Там сразу почувствовали конкуренцию: молодые парни приехали из Швейцарии, из Германии, из Франции, я их возил в Будапешт, в Австрию – они отовсюду привозили Гран-при! Выпущен диск, люди идут, за них платят – всё, зеленый свет, филармония должна радоваться! Но –  этого не случилось.

Я считаю, что Вера на правильном пути. Я считаю, что люди, которые разбираются в этом, должны выйти в прессу и сказать свое слово.

Александр Белокобыльский, "Молодогвардеец"