«...если Россию бросить на произвол судьбы и силой не включить в более широкую программу демократических преобразований, она снова станет источником напряжения и будет угрожать безопасности своих соседей» [Бжезинський, 2012: 116]. Это отражало нарастание недоверия между элитными группами США и РФ. Правда, 3. Бжезинский отдавал предпочтение комбинации, когда Россия была бы вовлечена в западную коалицию, могущую оказывать сдерживающее влияние на Китай [там же: 122]. Украинская ставка в геополитическом противостоянии США и РФ актуализировалась борьбой в Сирии. Проиграв России там, США использовали Украину для ответного хода. Видимо, существуют и негосударственные акторы транснационального уровня, заинтересованные в этом конфликте. Кто-то же собрал и организовал разрозненные и маргинальные группы крайне правых в Украине, ударный кулак борьбы с режимом В. Януковича.
2. Анализируемый конфликт является борьбой элитных групп, которые через сателлитарные образования могут воевать, используя государственные структуры и ресурсы, формально не объявляя войну. В этом смысле подобные военные конфликты являются продуктом неопатримониализма, временного присвоения государственных институтов элитными группами, распоряжающимися ими далее по своему усмотрению [Фисун, 2006]. Поведение в этом конфликте украинских элит демонстрирует, что территориальная целостность страны утратила значение категорического императива. Значительно важнее занять выгодное место в мировых потоках распределения власти и собственности. Территории, на которых проживает невыгодный электорат, можно репрессировать руками противника. Элитные группы реализуют в войнах цели, которые в долговременной перспективе могут существенно расходиться с интересами их государств. Исходя из подобных интересов, военный конфликт наносит и России, и Украине долговременный вред. Есть основания считать, что руководство РФ совершило цепь стратегических ошибок, ввязавшись в него. Руководство Украины с 2014 г., видимо, осознанно превратило страну в средство реализации чужих интересов.
3. Чтобы регион какой-то страны превратился в театр военных действий в ходе конфликта низкой интенсивности, внутри нее должны обозначиться существенные внутренние расколы. Украинский политический класс сформировался как конгломерат групп, имеющих региональную привязку. Политическое пространство страны структурировалось отношениями между их патронами. Социально-политическая модель Украины, сущностно сходная с российской, предполагает использование центральных государственных органов для монополизации экономических ресурсов кпиентельной группой, которая побеждает в ходе выборов. Поэтому борьба в ходе выборов президента или депутатов Верховной Рады приобретает ожесточенный характер. Политический процесс циклически прерывается нелегитимной сменой власти. Партийная система Украины сформировалась с привязкой к региональным особенностям страны. Мобилизация электората клиентельными группами происходит через усиление региональных культурных особенностей. Усилиями элитных групп страна постоянно растягивается между региональными полюсами - Донбасс и Галичина. В этой борьбе разные фракции правящего класса обращаются к разным зарубежным центрам силы за поддержкой, усиливая уязвимость Украины. Региональная гетерогенность страны создает для них благоприятные условия.
4. Материал для боевых отрядов в ходе конфликтов низкой интенсивности борющиеся группы находят в прекариате - людской агрегации с нечеткими границами, которая возникла в результате неолиберальной политики перекладывания буржуазией ответственности на людей наемного труда в рамках гибкой занятости. «В отличие от пролетариата он не имеет никаких отношений общественного договора, обеспечивающего гарантии труда в обмен на субординацию и определенную лояльность - неписанное правило, лежащее в основе социального государства» [Стэндинг, 2014: 23]. Людей, чья занятость всегда временная, объединяет чувство неуверенности в будущем. Из этого резервуара рекрутируются члены неправительственных организаций охранительной проправительственной и протестной направленности. Неправительственные организации могут трансформироваться в отряды будущей войны. В Украине так было с некоторыми протестными группами на Майдане. Из этой же среды вербуются и международные наемники, которые привлекаются всеми сторонами противостояния. Представители прекариата смешивались с уголовными элементами [Чаплик, 2017].
5. Подобные конфликты окутываются идеологической оболочкой, создающей симулякры, не имеющие ничего общего с реальностью. Так, в Украине войну объясняют цивилизационным выбором, а Россию изображают вечным врагом, злокозненным и коварным по причине иной цивилизационной принадлежности. Конфликт изображается народным, не элитным. И. Рущенко считает, что народу России присущи тиранофилия, либертофобия, вестернофобия и агрессивный нарциссизм. Поэтому он прогнозирует, что, «опасность с Востока, очевидно, не исчезнет даже после переформатирования кремлевского руководства, что произойдет рано или поздно, хотя бы и в соответствии с известным биологическим законом» [Рущенко, 2018: 82]. Откровенно украинофобские тексты публикуются в России [Дугин, 2015]. Правда, в научных сообществах наших стран подобные тексты являются маргинальными. Элитные группы подобной работой решают многочисленные сиюминутные задачи: границы своего доминирования, повышают рейтинги, сегментируют общество для лучшего управления в кризисных условиях, расчеловечивают противника ради превращения людей в мотивированных солдат и т.д. Успешны такие действия, когда им соответствуют установки массового сознания. В Украине, скажем, фиксируется развитие антироссийскости как психологической установки на негативное восприятие России. Наибольшее распространение она получила на Западе Украины.
На Востоке страны это явление тоже присутствует, но демонстрирует большие показатели стандартного отклонения [Дроздов, 2016: 386].
6. По опыту Донбасса конфликты низкой интенсивности достаточно быстро эволюционируют в коммерческие предприятия. С одной стороны, контрактники с обеих сторон мотивируются заработком. С другой, линию соприкосновения пронизывают криминальные практики - контрабанда, коррупция в кабинетах и на блокпостах, наркотрафик. К. Клаузевиц писал: «Война представляет до известной степени пульсацию насилия, более или менее бурную, а, следовательно, более или менее быстро разрешающую напряжение и истощающую силы» [Клаузевиц, 1994: 55]. В конфликтах низкой интенсивности насилие тоже присутствует, но со временем его пульсация приводит к человеческим жертвам, сопоставимым с жертвами ДТП или с гибелью горняков в результате аварий. Украинские авторы пишут: «Исследования изменчивости среднего суточного количества боевых потерь с использованием методологии точечного отражения по функции Пуанкаре демонстрируют наличие определенного тренда к уменьшению вплоть до области аттракции процесса к уровню показателей общего количества потерь ранеными и убитыми до 1 человека в сутки» [Колосов и др., 2018: 186]. Параллельно со стабилизацией ситуации с насилием растет коммерческий характер конфликта.
7. В конфликтах низкой интенсивности исход борьбы не решается в массовых боях. Последние вообще случаются редко. Преимущественно стороны перестреливаются, используя стрелковое оружие и артиллерию. В городской среде такой способ ведения военных действий является причиной гибели мирного населения.
8. Главной страдающей стороной оказывается мирное население, место обитания которого превратилось в театр военных действий. Об этом уже писала М. Калдор, анализируя опыт боснийской войны [Калдор, 2015]. К тому же, что подтверждает и опыт Донбасса, большинство населения стараются отстраниться от войны. Местные жители не спешат вливаться в ряды военных формирований, показывая, что они не считают эту войну своей; мощной составляющей частью становится информационная борьба, преимущественно нацеленная на сознание мирных граждан. Это обусловлено тем, что восприятие войны населением влияет на сам ее исход. Учитывая сказанное, постараемся рассмотреть восприятие военного конфликта на Донбассе его жителями.
