Опубликовано: 26.02.2012. 20:25
Г Л А В А 1
После Нового года в Восточноукраинском объявили каникулы, поэтому Бурлицын приехал в Луганск лишь в середине января. Пару дней ушло на сдачу «хвостов», так что свободный день для посещения фонда выпал лишь на Крещение.
Позвонил Наташе, чтобы пойти вместе, как договаривались.
- На жаль, нема зв’язку з телефоном абонента, - проинформировал приятный женский голос. – Зателефонуйте, будь ласка, пізніше.
«Да ладно, не особо и нужно», - и с чистой совестью Сергей поехал сам.
Четырёхэтажный офис фонда “Open door” одиноко возвышался среди одноэтажек на углу Славянской и Оборонной, по сути, на Оборонной. Фасад здания блестел матовыми жёлтыми стёклами, разделёнными перегородками стен и перекрытий. Казалось, рамка с сотами облеплена пчёлами. Небольшой двор перед зданием был ограждён двухметровым забором из розоватого кирпича. Вопреки названию фонда, аккуратная металлическая дверь с глазком была закрыта. Сергей позвонил.
- Здравствуйте, по какому вопросу? – прозвучал из домофона голос с сильным акцентом.
- Я по объявлению насчёт родившихся в Алчевске.
- Паспорт и свидетельство о рождении при вас?
- Да.
«Хорошо, что взял и то, и другое. Эти американцы такие формалисты».
Щёлкнул замок, Сергей вошёл. Охранник в аккуратной униформе посмотрел документы, цепким взглядом сличил лицо Сергея с фотографией в паспорте.
- Проходите на второй этаж, кабинет номер одиннадцать, - сказал охранник, возвращая документы.
Сергей поднялся на второй этаж по широкой лестнице. Интерьер фонда отличался современным стилем и новизной. Видно было, что в помещение въехали недавно: Сергею даже показалось, что он чувствует характерный для новостроек запах то ли опилок, то ли каких-то свежих столярных работ. В небольшом холле у окон стояли кадки с декоративными пальмами, растопыренные листья которых напоминали причёску панка. На стенах висело несколько гобеленов с изображением готических замков и соборов. У одной из стен располагалась офисная стойка, напоминавшая рецепшион. На стене за стойкой висели настенные часы, циферблат которых был украшен изображением головы то ли араба, то ли индийца в тюрбане.
У стойки хлопотали две симпатичные брюнетки. Одна из них занесла данные Бурлицына в компьютер.
- Ожидайте, вас вызовут. Ваш номер семнадцать, - сказала она, выдав ему пластмассовый жетон с соответствующим номером.
К удивлению Сергея, почти все стулья были заняты – откликнувшихся на объявление оказалось немало. Сергей сел на единственный свободный стул, рядом с чуть полноватой блондинкой, которая стреляла на нового посетителя глазками с самого его появления.
- А у меня пятнадцатый номер, - сказала она, попытавшись расширить свои небольшие, немного навыкате глаза.- Очередь довольно быстро идёт – многих отсеивают.
- Почему?
- А кто их знает? Ты ж знаешь, это американцы, они такие капризные, такие дотошные.
Она разговаривала с Бурлицыным, как со старым знакомым: видать, была девчонкой непосредственной и инициативной.
- Тебя как зовут? – без всяких прелюдий спросила блондинка.
- Сергей. А тебя?
- Алёна.
- Очень приятно.
- И мне тоже… Ты в Алчевске родился?
- Конечно, а как же?
- А я вообще-то в перевальском роддоме родилась, - понизив голос, сообщила Алёна. – Хотя родители тогда жили в Алчевске. Но алчевский роддом тогда был на ремонте. Но я надеюсь, что они не докопаются до такой мелочи. Говорят, тому, кто по всем пунктам подойдёт, кучу бабок отвалят.
- А за что?
- А кто их знает, этих америкосов? Они ж все какие-то бацнутые. Так ты из Алчевска?
- Ну, я-то сейчас в Луганске живу, учусь в Восточноукраинском. А родители вообще в Алчевске.
- А на какой улице?
- На Чернышевского.
- А, знаю этот район.
- Да я вообще-то из Перевальска. Родители вскоре после моего рождения переехали. Но я, как и ты, уже несколько лет как луганчанка.
За пару минут словоохотливая блондинка сообщила Сергею всё существенное из своей нехитрой биографии. После окончания школы поступила в Луганский торговый техникум, но учёбу не потянула, после второго курса бросила. Возвращаться домой не захотела. Работала реализатором в разных модулях, а недавно устроилась официанткой в «Калинку».
«Эта посимпатичнее Наташи будет, - думал Сергей, косясь на впечатляющую грудь новой знакомой. – Надо будет телефон записать».
Из одиннадцатого кабинета выскользнула расстроенная шатенка. Вышедшая вслед за ней сотрудница объявила:
- Напоминаем, что у вас не только время и место рождения должны соответствовать указанным в объявлении, но и все остальные требования. Если кто не был на вечере Булгакова, может не ожидать.
У нескольких претендентов лица сделались виноватыми. Поколебавшись, двое парней и девушка встали и ушли.
Алёна тихонько спросила у Сергея:
- А ты был на этом вечере?
- Конечно.
- Тс-с… Я не была. Расскажи вкратце, что там было.
- Ну-у, вечер был интересный… Сначала несколько номеров: спели, станцевали, в основном студенты из института искусств. Потом всякие инсценировки из произведений Булгакова. Угощение типа фуршета.
Снова вышла сотрудница, объявила:
- Алёна Иванова.
- Ну, первый пошёл, - блондинка встала со стула.
- Ни пуха, ни пера, - пожелал ей вдогонку Сергей, но Алёна не успела ответить «к чёрту».
Через несколько минут Алёна Иванова вышла. Результат без труда читался на её лице. Сотрудница объявила номер шестнадцатый.
- Они поняли, что я не была на этом дурацком вечере. Спросили, не случилось ли там чего-то неожиданного.
Сергей хотел вставить, что не успел ей сказать об этом, но Алёна жестом остановила его и продолжила:
- А главное, они как-то пронюхали, что я родилась в перевальском роддоме. Представляешь? Прямо ЦРУ какое-то.
- Да ладно, наплюй. Я думаю, слухи о бабках сильно преувеличены.
- Может и преувеличены, но бабки здесь нехилые, это я точно знаю… Ну ладно, может, номер мобилы скажешь?
И тут она его опередила. Ну и девчонка!
- Конечно. А ты мне свой.
Обменялись номерами телефонов.
- Сергей Бурлицын! – послышался зов из одиннадцатого кабинета.
- Ну ладно, давай. И тебе ни пуха, - пожелала Алёна, и Сергей успел упомянуть врага рода человеческого.
Сергей вошёл в кабинет, а официантка из «Калинки» спустилась по широкой лестнице с посеребрёнными перилами; автоматические двери фонда “Open door” раздвинулись и затворились за простодушной девушкой с исконно русской фамилией.
Миловидная шатенка в строгом брючном костюме с бейджиком, прикреплённом к боковому карману, изучала паспорт и свидетельство о рождении Бурлицына гораздо внимательнее, чем охранник. Время от времени делала пометки в компьютере.
Глядя на шатенку, Сергей понял, что было как-то не так в офисе этого фонда. Ни одного негра. Непорядок. Благодаря американским фильмам Сергей знал, что в любом приличном американском учреждении, классе, студенческой группе, в общем, в любой малой группе, не говоря уже о больших, должен быть хотя бы один негр, один «голубой» и одна лесбиянка. Лучше, конечно, если их будет больше, причём, разумеется, среди положительных героев. В крайнем случае, пусть это будет один-единственный чернокожий «голубой» лесбиян, но тогда уже он явно потянет на управляющего, ректора, шерифа или, хотя бы, на неформального лидера. «Неужели они здесь расисты? А может они не политкорректны? Невозможно». Негров он здесь не видел, но у гомиков и лесбиянок на лбу не написано. Откуда ты знаешь, может быть эта… он присмотрелся к бейджику… Джейн Хелктед…
Но предполагаемая лесбиянка Джейн Хелктед прервала размышления студента-психолога об особенностях загадочной американской души.
- Опишите, пожалуйста, как проходил вечер Булгакова.
Сергей стал описывать более подробно, чем Алёне.
Вскоре Джейн прервала его:
- Скажите, мистер Бурлицын, в ходе вечера ничего странного не случилось?
- Случилось. Когда была сценка с Воландом, не помню, кто его играл, но так неплохо… Но дело не в этом – вдруг все свечи погасли. Вечер был при свечах. Все как вздохнут. Решили, что это нарочно, так задумано. А на самом деле – нет. Включили свет. И вдруг через минуту – свет гаснет! Тут так даже лёгкая паника, знаете, так, немного мурашки по коже… Но затем всё наладилось. Сначала свечи зажгли, а потом и электричество заработало.
- Хорошо, спасибо, - удовлетворённо кивнула Джейн. – Заполните, пожалуйста, эту анкету, - она протянула Бурлицыну бланк с вопросами.
Вопросов было немного, но их странность постепенно нарастала.
Фамилия ___Бурлицын___
Имя ____Сергей______
Отчество ____Викторович___
Место рождения _____ г. Алчевск, Луганская область, Украина_____
Дата рождения ____ 24.06.1988_____
Точное время рождения (с точностью хотя бы до получаса).
Однако! Хорошо, что Сергей знал это. Мать рассказала ему, что он родился, практически, в полночь с 23-го на 24-е. Акушеры, принимавшие роды, ещё заспорили, каким числом его записать. В конце концов, согласились, что вначале пробило полночь, а затем плоть Сергея покинула лоно матери. И он отметил в соответствующей графе: 24. 06 в 00.02.
Дальше подстерегал ещё более необычный вопрос:
Выделите часто встречающиеся в Ваших снах
образы и ситуации (не более пяти)_______________ .
И далее шёл внушительный список. Пробежав глазами этот список, Сергей весьма удивился: казалось, составители анкеты заглянули в его сны – столько было совпадений. Всё же, следовало выбрать пять наиболее повторяющихся. И он отметил следующие варианты: 4) падение с высокой горы или башни; … 6) цирк (клоуны, жонглёры и т.п.); … 13) оргия (в том числе – со сценами насилия, крови); … 33) оживший мертвец, зомби (в том числе – преследование мертвецом); … 40) козёл (в том числе – агрессивный козёл, человек-козёл).
Особенно поразили Сергея детализации в скобках – они увеличивали точность попадания в его сны. Как сказал бы Кружлюк, «в десятку».
Обработав анкету, Джейн сказала:
- Мистер Бурлицын, спуститесь, пожалуйста, на первый этаж в лабораторию. Вам нужно сдать некоторые анализы.
В лаборатории у Сергея взяли кровь из пальца, мочу и, зачем-то, слюну. «Первый раз вижу такой анализ».
Все стулья оказались заняты – полку жаждущих получить даровые деньги прибыло. Сергей прислонился к стене возле декоративной пальмы.
Черз четверть часа в холл вошла сотрудница, которая могла бы победить в конкурсе «Мисс Америка». Бежевое платье-футляр обтягивало стройную фигуру, которой позавидовала бы любая фотомодель. Серебряный кулон в форме семиконечной звезды с жемчужиной посередине выделялся на изящной чуть смуглой шее. Тёмно-каштановые волосы падали крупными локонами на плечи красотки. Она обвела присутствовавших оценивающим взглядом серых глаз и безошибочно остановила его на Сергее.
- Уважаемые посетители, вы свободны. Сегодня приёма больше не будет, - с холодной вежливостью сообщила она. И совсем другим тоном обратилась к Сергею, - мистер Бурлицын, прошу вас пройти со мной.
В слове «вас» явственно прозвучала большая буква.
Пока они поднимались на третий этаж, красотка представилась:
- Я Линда Гарднер, референт мистера Майкла Боллеса, управляющего луганским отделением фонда “Open door”. Мистер Боллес сейчас вас примет.
Они вошли в приёмную. Линда Гарднер отворила массивную, отделанную резьбой дверь с алюминиевой, покрытой под золото табличкой
УПРАВЛЯЮЩИЙ
доктор
Майкл Боллес .
- Мистер Боллес – мистер Сергей Бурлицын, - сказала она.
В интонации, которой она подчеркнула имя и фамилию посетителя, можно было услышать: «Это он».
Если интерьеры холлов, коридоров, лаборатории офиса были выдержаны в стиле американской лаконичной деловитости, то в кабинете управляющего царствовал дух если не роскоши, то респектабельности. Тяжёлые коричневые шторы, собранные в складки, наполовину закрывали окно. У боковых стен стояли кожаные коричневые диваны и такие же кресла с изящно выгнутыми спинками и подлокотниками. Ближе к задней стене располагался огромный Т-образный письменный стол, столешница которого была оформлена под мрамор с розовыми прожтлками. Настенные часы поблескивали тусклым золотом и камнями, их массивный маятник раскачивался тяжело, с достоинством. Казалось, некий дискобол старательно раскачивает диск перед броском. Слева от стола была ещё одна массивная дверь, видимо, за ней располагались более сокровенные апартаменты. Над дверью висела то ли гравюра, то ли литография, размером примерно метр на метр, с изображением нескольких концентрических кругов с какими-то символами. «Напоминает мандалу».
Майкл Боллес встал с офисного кресла, протянул руку Сергею.
- Рад принимать вас в нашем фонде, мистер Бурлицын. Наконец-то наши поиски увенчались успехом.
Улыбка у него оказалась не то чтобы простой и искренней, но и не широким демонстрированием успехов штатовской стоматологии. Её нельзя было назвать «заученной» или «наклеенной», как у простых русских литераторов принято припечатывать погрязших в карнегианстве америкосов. Скорее, в ней таилась какая-то интригующая недосказанность, словно доктор Боллес был уверен, что сейчас не просто чем-то удивит, а сразит наповал студента из восточноукраинской провинции.
Майклу Боллесу на вид было примерно за пятьдесят, пожалуй, ближе к шестидесяти. Сложения он был самого обычного, как говорится, в меру упитан, среднего роста, в чертах лица – ничего примечательного. Тёмно-русые волосы с сильной проседью окаймляли лысину на пол-черепа. Говорил Боллес с таким же характерным акцентом, как и все остальные сотрудники “Open door”, но грамматически безупречно. Видимо, ему даже доставляло удовольствие строить сложные синтаксические конструкции на русском.
- Чай, кофе, сигареты? – предложил он, когда они уселись в кресла.
- Спасибо… кофе, если можно.
- С коньяком?
- Ну-у, если нетрудно, - поколебавшись, ответил Сергей. Он уже понял, что представляет для управляющего значительный интерес, но ещё не свыкся с осознанием своей значительности. К тому же, не совсем понятно, насколько он важная персона.
- О, хороший вкус, - одобрил Боллес, - кофе с коньяком – божественный напиток. – Линда, please, - сделал он знак красотке. То, что она присутствовала при разговоре, видимо, должно было означать, что у управляющего нет секретов от своего референта.
- Сведения, которые мы вам сообщим, уважаемый Сергей Викторович, несомненно, вас ошарашат, - он особенно старательно выговорил последнее слово, явно щеголяя познаниями в «великом и могучем». – Конфиденциальность этих сведений столь велика, что мы хотели бы взять с вас что-то вроде подписки о неразглашении.
- Извините, но как я могу обещать, не зная, что именно вы сообщите?
- Это разумная постановка вопроса. Хорошо, давайте так: я у вас кое-что спрошу, и если мой вопрос – в точку, дадите подписку.
Бурлицын колебался. С одной стороны, он был заинтригован. В конце концов, он же не зря сюда пришёл. И он – единственный! – оказался именно тем, кем надо. С другой стороны, что это за сведения такие? «Надеюсь, не шпионские»…
- Хорошо, согласен.
Майкл Боллес пристально посмотрел на Сергея, затем, чуть наклонившись к нему через стол, спросил:
- Вам никогда не казалось, что ваши родители на самом деле – не ваши родители?
Это было настолько в точку, что Сергей согласился дать подписку о неразглашении.
То, что далее рассказал мистер Боллес, было действительно ошарашивающим.
Опер розыскного отдела областного управления милиции капитан Гутченко с утра был в отвратительном расположении духа. Вчера вечером поругался с бывшей женой. К удивлению Виктора Васильевича, развод не избавил его от семейных разборок по телефону. «Стерва ты всё-таки, Татьяна, - продолжал он в мыслях прерванный вчера разговор. – Всё, мы с тобой разбежались, трахайся с кем хочешь, мне по барабану. Но и в мои дела не лезь! Я что, перед тобой должен отчитываться, кого я там нашёл, кого привёл? Да я вольный стрелок! Вот бабы-суки, всё им не так!». Обиду капитана усугубляло воспоминание о разжаловании двухлетней давности за набитую морду танькиного сожителя.
А тут ещё поступил в его распоряжение практикант из дидоренковского – губошлёпый этот, как бишь его … Кружлюк. Оно вроде и неплохо: на подхвате будет, мелочь можно будет какую-нибудь поручить. Но это если толковый. А если бестолковый? Если сам куда-нибудь влезет, как прошлогодний придурок?
В общем, к начальнику своему, майору Ворчуну Гутченко явился с печатью агрессивного пофигизма на лице. «Ворчун» - это была не кличка, а фамилия, и Михаил Николаевич её вполне оправдывал. Но поскольку они с Гутченко были давние приятели и поскольку начальник отдела розыска умел читать по лицам подчинённых, он без надобности Виктора не строил.
- Поступило заявление от гражданки Никаноровой, - Ворчун протянул Гутченко листок с неровными строками, - о пропаже её дочери Натальи Михайловны Стеблинской, восемьдесят седьмого года рождения. Три дня назад поехала к приятелю в Камброд и не вернулась.
- Да у приятеля она, и все дела.
- Приятель утверждает, что к нему она не доехала. И вообще, по словам матери, была домашней девочкой, никуда не ходила. В последнее время только испортилась, буквально с Нового года.
Гутченко пробежал глазами заявление.
- А почему ленинка этим не занимается? Они ж проживают в Ленинском.
- У них Столетов ногу сломал, а остальным не до этого. Занимаются этим придурком с площади.
«Придурком с площади» был Осипов, который на старый Новый год подавил людей на Театральной площади.
- А где приятель живёт?
- В Камброде.
- Так пусть Колтун занимается – это ж на его территории.
- Колтун уже занимается, я ему поручил. Но ты ж знаешь, с него толку, как с козла молока. Он будет в твоём подчинении. Так что, поезжай в Камброд, Витя. А не хочешь – в Северодонецк пошлю. Им там помощь опытного сыскаря требуется.
В Северодонецк Гутченко не хотел – лучше уж в Камброд.
- А кто она такая – эта Стеблинская?
- Библиотекарь отдела искусств библиотеки имени Горького. Они там все в шоке. «Была такой паинькой, - говорят, - такой умницей».
- В тихом омуте черти водятся, - буркнул Виктор.
- Да ты посмотри на неё, - начальник протянул фотографию, - ты бы на такую покусился? Да ещё и прихрамывает на правую ногу.
«Прихрамывает – это хорошо. Это уже особая примета».
Капитан рассмотрел фотографию. Да, лицо ничем не примечательное. Пройдёт мимо – не обернёшься.
- Я бы не покусился. Но я же не маньяк.
- Да что ты сразу «маньяк»! Каждому, блин, хочется Чекатило поймать. Я же тебе говорю, она ещё и хромая.
- Ну и что? Придурков всяких хватает.
Виктор пристально вглядывался в глаза Стеблинской, словно пытался проникнуть в её мысли, чтобы по фотографии, как это делают ясновидящие, установить местонахождение пропавшей. «Будем надеяться всё же, что пропала». С фотографии на него смотрели умные, грустные и в то же время, чуть насмешливые глаза. «Глаза, конечно, красивые. И какие-то необычные. У нынешних не встретишь таких глаз».
Майор Ворчун не зря назвал Виктора опытным сыскарём. За его плечами было под две сотни раскрытых дел, а об интуиции опера Гутченко в управлении ходили легенды. Говорили, что он немного экстрасенс. Виктор в экстрасенсорику со всеми её астралами и менталами не верил, но слухи о себе, понятное дело, не опровергал.
Помощь пришла с неожиданной стороны.
- О, Наташа! – воскликнул явившийся с опозданием практикант. – А что с ней?
- Ты её знаешь?
- Недавно познакомился. Новый год вместе отмечали. Подруг её хорошо знаю, а её один раз видел. Друг мой, Серг…
- Так, дуй к подругам, курсант, и разузнай всё, что можешь. Эта ваша знакомая пропала три дня назад.
Гутченко с немного садистским злорадством пронаблюдал, как суровая тень внезапно прочувствованного зла легла на мальчишеское лицо курсанта. Виктор Васильевич не был человеком жестоким. Всё же, профессия наложила на него отпечаток. Гутченко старался бороться с её некоторыми зловещими проявлениями. Так, он знал за собой снисходительное любопытство, с которым наблюдал смесь недоумения и ужаса на лицах новичков, впервые столкнувшихся с серьёзным преступлением. Правда, это были оборонительные бои.
Только успел отправить курсанта – звонок по городскому. О, лёгок на помине, - каменнобродский сыскарь капитан Колтун.
- Витя, привет! Тебя шеф уже озадачил? Ну подъезжай к каменнобродскому исполкому. Я тут кое-что обнаружил – похоже на сто пятнадцатую.
- Еду.
«Вот тебе и Колтун, вот и тупой! Быстро развернулся. Ни фига себе – сто пятнадцатая! И кому могла стать поперёк дороги эта библиотекарша? Колец и бриллиантов она на себе не носила. Ладно, посмотрим», - думал Гутченко, проезжая на своём видавшем виды опеле мимо эксклюзивных английских танков, подаренных красным маршалом Ворошиловым городу Луганску в память их совместного революционного прошлого. Две бронзовки дерзко нацелились на вишнёвые сады Камброда.
Виктор нашёл Володю Колтуна на детской площадке у неказистого серого здания, где размещались Дом детского творчества и спортивная школа. «Неужели такое ещё есть? Или вывески забыли снять?».
Колтун подвёл его к столбу с баскетбольным щитком, но без корзины, торчавшему невесть для чего среди трёх голубых ёлочек.
- Поступил сегодня сигнал от вахтёрши спортивной школы Будюкало. Приметила она женскую сумочку среди ёлочек, а потом и вот это, - Володя показал рукой.
«Вот это» было пятном крови, темневшим на фоне примёрзшей к земле хвои.
Виктор Васильевич посмотрел сумочку. Всё сходится: кошелёк с тридцатью шестью гривнями, зеркальце и читательский билет за номером 7395, действительный до 14.01.2013. А выдан билет на имя Натальи Михайловны Стеблинской.
Вот как просто всё получается. Слишком просто. Ограбление исключается. Да и что грабить – тридцать шесть гривен с копейками? читательский билет? Даже косметики – и той нету, видать, не пользовалась покойница. «Да погоди ты каркать! Ну кровь, а может не её… А чья же? Насильника? Стоп, а может, изнасилование? Да кому она нужна? Сам же говорил, придурков хватает. Тогда уже изнасилование с убийством. Труп не волокли, следов нет… На машине были? Или был? Стоп, а почему нету следов борьбы?.. А это что такое? Да нет, не просто, как кажется!».
Осматривая землю между ёлочек, Гутченко заметил какую-то безделушку. Подозвал Колтуна, чтоб тот сфотографировал, потом поднял тряпочкой. Это был яшмовый кубик размером с игральную кость. Только на одной из граней, вместо точек, обозначающих очки, было выгравировано какое-то насекомое: то ли саранча, то ли кузнечик. Остальные грани были без рисунков и знаков.
Колтун, видать, малость расстроился, что не заметил кубика, хотя он лежал рядом с лужей крови, посреди хвоинки, растопырившейся, словно крохотные вилы. Казалось, его специально оставили на видном месте, чтобы даже самый тупой опер его не пропустил. «А может ничего и не дать, просто у неё из сумочки вывалился. Она ж была девушка замысловатая, небось, всякие талисманы любила. Да что ты опять: «была»! Погоди ещё, всякое бывает».
Прибыли кинологи. Лучший пёс, коричневый терьер Руслан, потомок знаменитой Рады, повёл себя странно. Заскулил, попятился, а когда дали ему понюхать яшмовый кубик, так даже задрожал, бедняга, и зажмурился. Его тёмно-коричневые бдительные глаза приобрели виноватый вид. Неизвестно, что учуял Руслан, но поведение его было дурным знаком. Вряд ли девчонка жива. Бедные родители! Как им сказать? При всей своей зачерствелой матёрости, Виктор был несколько нерешителен в словах. Ему всегда казалось, что сделать что-либо легче, чем сказать. Вот и не везло ему с женщинами, которые, как известно, любят ушами. «Да ладно там, ушами! Ушами с серьгами с бриллиантами они любят».
Гутченко прошёлся по детской площадке в надежде ещё что-нибудь приметить. Виктор был коренным луганчанином. Но к своим тридцати двум он так и не смог привыкнуть к убогости городских пейзажей. Бассейн с замысловатыми очертаниями, в котором воды не было, небось, со времён Потопа. Лавочки, изрезанные перочинным ножиком, какие-то бестолковые лесенки; съезжалка с облупившейся жёлтой краской, а на борту её металлического языка, упёршегося в землю, написано баллончиком: «я псих». Эх, Луганск, затрапезная ты замарашка! Хромоножка ты, затерявшаяся в пойме степной речушки.
У Бурлицына голова шла кругом.
- Хорошо, а почему я должен вам верить? – спросил он. – Согласитесь, господин Боллес, всё это настолько странно… почти невероятно.
Управляющий зажмурился и кивнул. У него была такая манера подчёркивать согласие.
- Ваши сомнения обоснованны, - ответил он. – Разумеется, стопроцентных доказательств мы вам предоставить не можем, и никто не сможет. Я предлагаю пока просто поверить моему рассказу.
- Да я бы с удовольствием, - начал было Сергей («с превеликим удовольствием»), но мистер Боллес перебил его:
- Мы можем предоставить некоторые косвенные доказательства. Например, мы знаем кое-какие неизвестные вам детали вашего детства. Они не могут быть вам известны. Само по себе это, конечно, не доказательство, но это скажет вам о том, что мы, так сказать, следили за вами, что мы очень хорошо информированы. Так сказать, «Всевидящее око».
- Ну хорошо, предположим.
- Спросите у родителей, что это за история с лошадью, которая случилась, когда вам было чуть больше двух лет. Два с половиной, если точнее.
- А если они спросят, откуда я знаю?
- Придумайте что-нибудь. Скажите, что вам приснилось, например, - посоветовал мистер Боллес.
И он рассказал Сергею якобы приснившийся ему сон, а на самом деле – случай из раннего детства.
Прощаясь с Сергеем Бурлицыным, Майкл Боллес ещё раз подчеркнул:
- Итак, обязательным условием нашего договора является прохождение вами указанных курсов и неразглашение информации. Впрочем, это в ваших же интересах.
«Ещё бы не в моих! Молчать, как рыба! Упустить такую удачу! Кто бы мог подумать?... А я ведь чувствовал, предчувствовал что-то вроде этого», - думал Сергей, спускаясь по лестнице и машинально поглаживая гладкие поручни узорчатых посеребрённых перил.
Он вышел за ограду “Open door” и окинул Оборонную взглядом завоевателя. Тут он вспомнил о Наташе. Он был уверен, что она тоже подойдёт фонду, хотя … теперь ведь единственное место занято. «Почему единственное? В объявлении ведь было и о девушках».
Сергей набрал номер Стеблинской. «На жаль, немає зв язку з телефоном абонента. Зателефонуйте, будь ласка, пізніше», - сообщил бесстрастный женский голос.
На улице Мергельной, где проживала Наташа Стеблинская, можно было бы снимать фильм «Луганск – город контрастов». Напыщенные двух-, трёхэтажные особняки разных стилей и расцветок соседствовали с пригорюнившимися серыми одноэтажками. Самый помпезный особняк, пытавшийся, видимо, имитировать архитектуру замка, щеголял витражными окнами наискось от скромного шлакоблочного дома, укрывшегося за небрежно покрашенным металлическим забором. Это и было пристанище пропавшей. Мать Наташи была замужем во втором браке. Кроме неё и Наташи, семья состояла из мужа Ирины Сергеевны и их общего сына, подростка лет двенадцати. Наташа занимала флигель, а мать с отчимом и сводным братом – обитали в четырёхкомнатном доме, который оставлял ощущение недостроенности.
Ирина Сергеевна и Николай Семёнович произвели на Гутченко неблагоприятное впечатление. Ещё первая половина дня, а от обоих несло перегаром. Отчим возмущался и сожалел с некоторой наигранностью. Всё повторял:
- Давить надо таких отморозков, как клопов, - и прижимал друг к другу грязные, серо-фиолетовые ногти больших пальцев, словно показывая, как он раздавил бы предполагаемого убийцу падчерицы.
Ну да что с него взять, он же отчим. Ирина Сергеевна сразу заойкала, заплакала, рыданья были тихими, всхлипывания судорожными, вытиралась она тыльной стороной ладони, слезинка повисла на кончике носа. Впрочем, довольно быстро она взяла себя в руки, успокоилась и присоединилась к клоподавительным лозунгам Николая Семёновича.
Виктор понял, что, видать, засидевшаяся в девках падчерица была здесь золушкой.
Осмотр флигеля ничего не дал. Две небольшие комнаты, разделённые кухней, в которой и развернуться негде. Удивило Виктора Васильевича обилие книг, особенно по искусству. «Да ничего тут нет удивительного. Вспомни, где она работала. Но сейчас все продвинутые переходят на DVD. Значит, она не была продвинутой». Несовременность Наташи подтверждало также остутствие компьютера, да и телевизор какой-то допотопный. «Тут дело не в несовременности, а в бедности. А может, в том и другом».
Стены обеих комнат были увешаны репродукциями. Непросто было определить вкус пропавшей: классика соседствовала здесь с модерном. Правду говоря, капитан Гутченко не отличался особыми познаниями в живописи. Из классики он знал только «Джоконду», но её почему-то здесь не было. Зато была симпатичная баба с мечом, который она держала как-то осторожно, словно боялась уронить большой градусник. Обнажённой до бедра ногой («а ножка ничего») баба наступила на отрубленную голову какого-то бородатого мужика. Из модернистов опер знал, что были такие импрессионисты (правда, кто такие и чем известны – в это вникать было недосуг). Знал, конечно, и этого чокнутого усача – Дали. Но никаких обтекающих циферблатов и отрезанных сисек среди репродукций не было. «Значит, не любила она усача – здесь наши вкусы сходятся».
- Дневников она никаких не вела? Записных книжек? – поинтересовался Виктор.
- А кто её знает? Иногда что-то писала допозна. Вот её стол, здесь вот блокноты какие-то, - Ирина Сергеевна выдвинула ящик.
- Так, блокноты мы изымаем, - Гутченко взял три небольших потрёпанных блокнота. – Ну а так, ничем с вами не делилась о друзьях, подругах?
- Да какие там друзья! Нет, она скрытной была, замкнутой. Редко куда ходила. Перед Новым годом только с подругами у каких-то ребят засиделась – я аж удивилась. Под утро приехала. Но ребята молодцы, на такси её привезли.
- Кстати, а это что за вещица? – опер показал яшмовый кубик. – Нет-нет, не трогайте, предупредил он Ирину Сергеевну, которая хотела взять кубик.
- Не знаю, в первый раз вижу.
- То есть, это не её безделушка.
- Да кто ж её знает? Она вообще любила всякие талисманы, какие-то странные поделки. Не серьги, не кольца, а вот такие сувениры типа этого кубика.
- Но именно этого кубика вы никогда у неё не видели?
- Нет, никогда.
- И я не видел, - подтвердил отчим. – Да вы потрясите Руслана этого, к которому она поехала. Кроме этого придурка на неё польститься было некому.
- Почему вы так думаете?
- Да у них ещё со школы, они одноклассники, что-то вроде любви было. Ну, не любовь, конечно, но в классе это был её единственный друг. Они ото и книгами обменивались, и кассетами.
- А почему он придурок?
Этого Николай Семёнович толком объяснить не мог.
- Взрослый парень, а всё в бирюльки какие-то играется, в игрушки, в игры какие-то.
- Да ты толком объяснить не умеешь, - перебила мужа Ирина Сергеевна. – На компьютерных играх он просто помешан. Фанат, одним словом. И целая группа у них таких же помешанных.
- В общем, придурок, чокнутый на всю голову, - подытожил отчим. – Я бы этих отморозков вот так, как клопов…
Интерес Виктора Васильевича к Руслану усилился, когда выяснилось, что одноклассник пропавшей жил в двух шагах от места преступления – на улице Рабочей.
«Что ж, побеседуем с Русланом», - думал Гутченко, заводя опель. Он вспомнил, что и сегодняшнего терьера звали Русланом. «Кругом, блин, одни Русланы… и Людмила. Не хватает только дядьки Черномора. Там ещё вроде какая-то отрубленная голова была… Эх, Александр Сергеич, нам бы ваши заботы».
Кузнечик, на которого он засмотрелся, задумавшись, приподнял острые углы своих задних лапок, словно готовился спрыгнуть с яшмового кубика.
(Продолжение следует. Начало - http://ostrovok.lg.ua/node/3395/edit).